Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ

К 1920 г., однако, стало уже ясно, что накопленные данные приводят к мысли об исследовании с других точек зрения, нежели исходя из традиционной теории наличия «плохих» импульсов плоти, которые требуется решительно держать под контролем. Такова была точка зрения донаучной философской и религиозной психологии в Древней Греции и Палестине, и с тех пор она была повсеместно распространенной позицией, каковой остается и по сей день. Древние персы, исповедовавшие зороастризм, верили в борьбу между материей как злом и душой как благом. Знаменитое описание Платоном человеческой природы как колесницы с двумя лошадьми и возничим представлено Р. Ливингстоном следующим образом:

«Он описал человеческую природу в сравнении. Внешне люди кажутся людьми, но под их кожей скрываются три существа: вожделеющее начало — чудовище со многими головами, некоторые дикие, некоторые укрощенные... желания и страсти; лев — аффективное начало, которое будет сражаться!.. и человеческое — разумное начало... Платон настаивает, чтобы мы делали в человеке верховным его разумное начало и следили, чтобы при помощи льва (аффективного начала) он контролировал многоголовое чудовище (вожделеющее начало)» [Древнегреческие идеалы и современная жизнь> рр. 140-141).

Учение святого Павла о непрестанной борьбе между телом и духом, между законом тела и законом духа, сравнение Платона и традиционная трихотомия тела, души и духа — все эти учения дают один и тот же диагноз человеческих проблем. В качестве первоначальной гипотезы для своих исследований Фрейд принял эту «теорию» и дал ей научное одеяние. «Многоголовый зверь желаний и страстей» и «закон тела» стали сексуальными и агрессивными влечениями, функционирующими антисоциально в соответствии с «принципом удовольствия» и приводящими к гоббсовскому миру, в котором жизнь была бы «отвратительной, жестокой и короткой» (ср. «Будущее одной иллюзии»), «Лев» становится агрессией, взятой на вооружение садистическим суперэго и направленной против дериватов влечений ид. «Закон духа» и «возничий разума» (на которого Фрейд, подобно Платону, возлагал все свои надежды, как это ясно выражено им в последней главе «Нового цикла лекций по введению в психоанализ») становится эго, которое пытается действовать на основании «принципа реальности».

Этот базисный взгляд на природу человека никогда не менялся у Фрейда, и, действительно, необходимость определенных изменений нарастала очень медленно. Однако термины «ид», «эго» и «суперэго», в которых воплотился его взгляд на природу человека, выражали также нечто такое, что оказалось намного более важным, чем традиционная схема. Они свидетельствовали о том, что Фрейд предпринял попытку перейти от психобиологической точки зрения к эндопсихически-структурной.

Хартманн подчеркивал громадную важность этой переориентации. Он пишет (1960):

«Наиболее важным стало введение Фрейдом структурной точки зрения, которая сделала психоаналитический подход... более проницательным и более убедительным».

В действительности это дало эго-анализу приоритет над анализом влечений в психоаналитическом мышлении. Расщепление эго — концепция, которую Фрейд представляет фундаментальной как для психоневрозов, так и для психозов, в последнем разделе его незавершенного, изданного посмертно «Очерка о психоанализе» начинает занимать место контроля над влечениями как главный центр интереса. Теперь можно понять, что в действительности это подразумевает сдвиг акцента с психологии депрессии к психологии шизоидного процесса. Все психопатологические феномены выглядят по-иному, когда они рассматриваются с шизоидной, а не с депрессивной точки зрения.

Во второй главе я сравнил фрейдовский структурный анализ личности, схему «ид—эго—суперэго» и концепцию депрессии с переработанной теорией эндопсихической структуры Фэйрберна как концептуализации шизоидного процесса (сс. 55-56 и 186). Отличия между ними в действительности закрепляют уже описанный сдвиг во взгляде на природу человека и приводят к переоценке всех феноменов. Фэйрберн был первым и пока единственным аналитиком, попытавшимся произвести систематическую ревизию теории на этой основе, но ее аспекты в той или иной степени изложены в современном психоанализе. Вначале, после поискового исследования «Шизоидных факторов в личности» в 1940 г. (которое, к сожалению, было опубликовано лишь после выхода его теоретических трудов, 1952, гл. 1), Фэйрберн начал свою книгу «Пересмотренная психопатология психозов и психоневрозов» в 1941 г. (1952, гл. 2) следующими словами:

«В последние годы меня стали все более интересовать проблемы, представленные пациентами с шизоидными тенденциями... Результатом стало возникновение точки зрения, которая, будучи хорошо обоснованной, повлечет за собой далеко идущие последствия как для психиатрии в целом, так и для психоанализа в частности. Мои различные находки и заключения, к которым они приводят, требуют не только пересмотра существующих представлений о природе и этиологии шизоидных состояний, но и значительной ревизии идей о распространенности шизоидных процессов и соответствующих изменений клинических концепций различных психоневрозов и психозов... переработки и переориентации теории либидо в совокупности с изменением классических психоаналитических концепций» (1952, р. 28).

С тех пор как были написаны эти слова, прошло более двадцати пяти лет, и вызывает удивление тот факт, что это пророчество не имело выраженного теоретического отклика, не привело к осознанию некоторого фундаментального изменения и к попыткам детального его обдумывания. Плохо, когда такая полная, систематическая ревизия взглядов предпринимается одним-единственным аналитиком. А произошло следующее: шизоидные феномены оказались в центре исследования, хотя в основном психоаналитики продолжали придерживаться психологии депрессии. Такое изменение позиции с депрессивной к шизоидной в рассмотрении человеческих проблем, по-видимому, ведет к некоторым затруднениям. Оно настолько радикально, что порождает в нас самые глубинные и могущественные сопротивления; и здесь сопротивление пациента осознанию того, что должно быть излечено, может подкрепляться неосознаваемым сопротивлением аналитика такому рассмотрению. Я считаю, что старый «депрессивный диагноз» заключает в себе величайший и наиболее последовательный самообман человека. Мы все оказались в бессознательном «тайном сговоре»: страдающие пациенты, религиозные, философские и просвещенные мыслители, а теперь и исследователи психодинамических движущих сил человека — продолжая отворачиваться от глубочайших, основных причин и концентрируя внимание на защитной эндопсихической деятельности, ошибочно принимаемой за основную причину. Громадное сопротивление против такого осознания основывается на универсальном, присущем всем людям предпочтении воспринимать себя скорее «плохими», но сильными, нежели слабыми и испуганными. «Депрессивный» диагноз фиксирует внимание на нашей «плохости», «шизоидный» диагноз — на нашей слабости. Таковы эти пугающие изменения, и чем более мы двигаемся в этом исследовании, тем более оно чревато далеко идущими последствиями.