Сергей Степанов - Искусство добиваться своего

Французы могут показаться самыми гостеприимными людьми на свете тем, кто ни разу не пытался попасть к ним в гости. Спустя час, а то и менее после вашего знакомства, француз объяснит вам, как и почему он стал время от времени изменять своей жене, которая, впрочем, – тут же заметит он, – «очень, очень мила… Но ведь… Вы понимаете?». Но через десять лет после вашего знакомства вы вдруг вспомните, что ни разу не оставались ночевать под крышей дома вашего приятеля.

Многие иностранцы, приезжающие во Францию, хотели бы пожить в какой-нибудь французской семье. Но после ряда бесплодных попыток вы поймете, что лучший и, пожалуй, самый простой способ осуществить свое желание (не считая, конечно, возможности за высокую плату устроиться в няньки) – это обзавестись собственной семьей. Что же касается гостеприимства в прямом смысле слова, то, вероятно, русскому легче получить приглашение в Букингемский дворец, чем отобедать у каких-нибудь Тюшенов.

С первого дня приезда вам начинают твердить: «Вы непременно, непременно должны пообедать у нас». Но проходят дни, недели, месяцы, – а обед все откладывается, ему мешает что-нибудь непредвиденное. В конце концов парижанин ведет вас, например, в «Русское бистро». Вообще манера встречаться с друзьями в ресторане для французов чрезвычайно типична. Дом – это святая святых. Поговорку «Мой дом – моя крепость» придумали англичане, но вполне могли бы и французы.

Но если вы проживете во Франции с полгода, то вас могут пригласить пообедать в несколько домов. В этом случае вас обязательно предупредят: «Чем бог послал». Это самое «чем бог послал» во Франции весьма обильно и изысканно. Обед может оказаться просто пиром – вершиной кулинарного искусства. Это вам не эклектичная американская кухня с культом фаст-фуда. К тому же во Франции с таким упоением умеют говорить о еде, что устраивают в перерыве подачи блюд настоящие словесные «пиршества».

Вообще русского человека Франция и французы обычно не разочаровывают. Наоборот, заражают оптимизмом, умением ценить простые жизненные радости, небезразличием к окружающему. Можно отметить более быстрый темп речи, движения, мысли. Мы на фоне французов медлительные и инертные тугодумы. Но после нескольких дней пребывания замечаешь, что сам стремительнее двигаешься и быстрее соображаешь – порыв галльского духа заражает. Какой-то внутренний жар, естественность, гибкий и пластичный порыв – слагаемые самовыражения по-французски. А этому, ей-богу, стоит поучиться на этой замечательной земле.

«Запад есть Запад, Восток есть Восток…» – писал когда-то английский поэт Редьярд Киплинг. Россиянину нелегко найти свое место в этой жесткой формуле. Одни, начиная с петровских времен, тяготеют к просвещенному Западу, другие, напротив, готовы повторять за своим местным стихотворцем: «Да, азиаты мы…», третьи упорно ищут свой особый путь, который почему-то всякий раз оказывается бездорожьем. И только столкнувшись лицом к лицу с настоящими азиатами, начинаешь понимать, что мы, россияне, в своем мироощущении явно тяготеем к западной традиции, а менталитет восточного человека остается для нас непостижимой «китайской грамотой». Может быть, потому, что, устремив свои взоры на Запад, мы поспешили отгородиться от своих восточных соседей стеной предрассудков повыше, чем Великая Китайская. Например, о китайцах мы знаем до обидного мало, хотя они составляют почти четверть населения планеты и производят львиную долю того, что вообще производится и потребляется на Земле, – от пуговиц и безобидных детских хлопушек до компьютеров и «хлопушек» отнюдь не детских и далеко не безобидных (даже знаменитые на весь мир автоматы Калашникова – сегодня в основном китайского производства). Тут, наверное, сказывается отчасти небезосновательное пренебрежение ко всякой китайской продукции: изрядная доля наводнившего наш рынок китайского ширпотреба в самом деле не стоит доброго слова. Но в этом, как это ни обидно, в основном виноваты мы сами, точнее – наше неумение и нежелание понять психологию своего восточного соседа и партнера.

Все начинается с того, что наш предприниматель приезжает в Китай и попадает, скажем, на швейное предприятие. Придирчиво ознакомившись с образцами продукции, он выбирает то, что должно найти спрос на российском рынке. Начинаются переговоры. Выясняется, что цена облюбованной им куртки составляет 90 долларов. Но, как всякий уважающий себя бизнесмен, наш соотечественник считает своим долгом поторговаться: «А за восемьдесят?» – «Можно», – соглашается его китайский партнер.

Поскольку уступка, по мнению русского, далась очень легко, он спешит продолжить торг: «А за шестьдесят можете сделать?» После недолгих размышлений китаец соглашается.

Шалея от открывающихся перспектив, русский продолжает настойчиво сбивать цену, практически не встречая возражений. «Если вы так хотите, сделаем», – всякий раз кивает китаец. Наконец цена куртки падает до пятнадцати долларов. «Меньше никак нельзя», – едва не плача, разводит руками китаец. Русский в полном восторге и в душе посмеивается над незадачливым партнером. Но радость его преждевременна, потому что он не представляет ни психологической подоплеки всей процедуры, ни ее последствий.

Смысл этого торга для партнеров совершенно различен. Наш соотечественник наивно полагает, что сумел заставить производителя отказаться от части прибыли в свою пользу. Китаец тем временем размышляет, что можно предпринять, чтобы свою прибыль сохранить. Для этого нужно заменить материалы, упростить технологию и тем самым удешевить изделие. При этом свою прибыль китаец оставляет такой же, как вначале: ведь цена в 90 долларов почти не предусматривала торга.

С плачевным результатом такого недопонимания мы можем познакомиться на ближайшем вещевом рынке. Куртка за пятнадцать долларов лишь фасоном напоминает куртку за девяносто, а в остальном производит впечатление симфонии, сыгранной на губной гармошке. По сравнению с образцом ткань, нитки, подкладка, пуговицы – все значительно дешевле и соответственно хуже. Через неделю носки изделие начинает ползти по швам, а через месяц-другой не годится даже на половик.

Парадокс в том, что сами китайцы не могут без слез смотреть на это убожество. Но что они могут поделать: их ведь очень просили, чтобы товар был подешевле, они ведь только стараются угодить этим странным русским, которые плохое предпочитают хорошему!

Дошло до того, что государственные органы Китая на самом высоком уровне не на шутку встревожились: интенсивная торговля с северным соседом так отразилась на качестве китайских товаров, что это уже стало угрожать престижу страны. В результате был принят законодательный акт, запрещающий производство низкосортных товаров. Получилось так, что китайским властям пришлось ограждать россиян от того безобразия, до которого они сами довели свой потребительский рынок, не уставая попрекать услужливых и исполнительных китайцев.