Александр Лук - О чувстве юмора и остроумии

Музыка издревле использовалась человеком как средство искусственно вызывать те или иные чувства и эмоции. Особенно важное значение имели в прошлом боевые пляски и сопровождавшее их пение. С их помощью человек заранее готовил себя к бою, к сражению с дикими животными и враждебными племенами.

Ещё и в наше время африканские охотники из племени масаи песнями и плясками доводят себя до такой степени эмоционального возбуждения, что, вступая в единоборство со львами (а вооружение масаи состоит из щита и копья), не чувствуют боли от страшных ран, наносимых когтями свирепого хищника.

Возможно, что сверхсовременная джазовая музыка сродни этим боевым мелодиям и танцам дикарей, вызывает такое же мощное двигательное возбуждение, которое, не находя выхода (разрядки), приводит к настоящим побоищам в дансингах и мюзик-холлах, когда впавшие в неистовство люди сокрушают и разносят в щепки мебель и музыкальные инструменты.

Музыка может вызвать разнообразные оттенки почти всех чувств. Возможность испытать все эти многочисленные чувства, не вступая в сферу действительной жизни (не всегда безопасную и не всем доступную), составляет одну из привлекательнейших сторон музыки.

По-видимому, и при восприятии музыки в основе удовольствия лежит возбуждение «центров приятного» в мозгу. Это сближает эстетическое наслаждение с тем наслаждением, которое вызывается удовлетворением органических потребностей. Такое сравнение могут счесть профанацией, но не надо торопиться с выводами. Недаром П. И. Чайковский сравнил удовольствие от музыки с ощущениями человека, сидящего в тёплой ванне.

Возможность преднамеренного включения эмоций и чувств — это несомненное преимущество человека — позволяет ему в известной мере регулировать свою эмоциональную жизнь, возбуждая одни чувства и подавляя другие. Музыке в этом регулировании принадлежит большая роль: «Из всех искусств музыка оказывает наибольшее влияние на страсти… Пьеса нравственной музыки, мастерски исполненная, непременно трогает чувство и оказывает гораздо большее влияние, чем хорошее сочинение по морали, которое убеждает разум, но не влияет на наши привычки», — утверждал Наполеон Бонапарт.

Для того чтобы яснее понять значение некоторых чувств в жизни современного человека, вновь обратимся к аналогии с техникой.

Когда инженеры приступили к проектированию вычислительных машин, то первоначально ставили перед собой одну единственную цель — создать быстродействующее вычислительное устройство. Когда такие устройства были созданы, то оказалось, что сверх операций сложения и умножения, для которых машины предназначались, они могут выполнять также и логические операции отрицания, конъюнкции и дизъюнкции. Значит, в машинах был открыт ряд свойств, которые конструкторы и проектировщики не предполагали. (Именно поэтому и возник вопрос о машинном мышлении.)

Как бы ни были продуманы конструктивные решения авиационного инженера, — всё равно он не может предусмотреть все особенности «поведения» проектируемого летательного аппарата. Лётчик-испытатель откроет в нём новые свойства, но по-настоящему все качества самолёта раскроет лишь длительная его эксплуатация, в процессе которой машина встретится с неожиданными обстоятельствами и проявит свои скрытые возможности. Лишь при создании простых механизмов можно предусмотреть все свойства и характеристики. В очень сложных системах это принципиально невозможно. Здесь может быть применён лишь вероятностный подход.

Английский кораблестроитель Фруд писал в своём трактате о качке корабля:

«Когда вновь построенный корабль выходит в море, то его строитель следит за его качествами на море с душевным беспокойством и неуверенностью, так как это воспитанный и выращенный им зверь, а не им самим обдуманное и исполненное сооружение, которого качества должны быть ему наперёд известны в силу самих основ, положенных в составление проекта».

Весьма сходную ситуацию мы наблюдаем и в процессе развития органического мира. Когда эволюция создаёт какой-либо орган или приспособление, то зачастую оказывается, что этот орган кроме тех функций, для которых создан, может выполнять и другие функции, которые не всегда жизненно необходимы для животного.

Например, гортань попугая позволяет ему членораздельно произносить несколько сот слов человеческого языка. Едва ли эта способность так уж необходима попугаю для выживания. Это побочная, так сказать, непредусмотренная способность, основанная на анатомических деталях структуры гортани попугая.

Умение ездить на мотоцикле отнюдь не обязательно для медведя и в естественных условиях не приобретается. Но высокоразвитая нервная система медведя обусловливает его способность к научению, к выработке сложных и точно координированных двигательных актов. Используя эту способность, дрессировщики добиваются исполнения различных трюков.

Мы полагаем, что это положение можно распространить и на человека. Человек получил от природы значительно более того, что ему нужно для выживания, для сохранения его как биологического вида. Если бы мозг человека не позволил ему подняться выше уровня неандертальца, — то этого было бы вполне достаточно, чтобы род человеческий продолжался, чтобы двуногие существа продолжали обитать на нашей планете, приспосабливаясь к окружающим условиям, но не господствуя над ними.

Но уже кроманьонский человек обладал мозгом, который по своим потенциальным возможностям (способностям) не уступал мозгу современного человека, и именно это обстоятельство обусловило прогресс человеческого общества. Разумеется, движущие силы развития общества — социальные, а не биологические. Но для того чтобы социальные факторы смогли проявиться, необходим достаточно высокий уровень биологической организации. Если этот уровень не достигнут, социальные факторы возникнуть и проявиться не могут. Муравейник навсегда останется биологическим, а не социальным сообществом и не может иметь никакой истории, кроме естественной, ибо нервная система муравья работает на пределе, она исчерпала себя и не таит никаких невыявленных, скрытых, потенциальных возможностей.

Человек же получил от природы огромный аванс в виде высокоразвитой нервной системы. Возможности её лишь частично реализованы, и здесь в обозримом будущем предстоят ещё большие открытия.

Лишь по отдельным взлётам человеческого гения мы можем догадываться о том, на что способен человек. Вообще говоря, потенциальные возможности человеческого мозга далеко ещё не познаны нами и не ясны.