Александр Лук - О чувстве юмора и остроумии

избрали эвристический метод моделирования интеллектуальных функций человека. Заключается он в том, что вначале изучается процесс решения задачи человеком, производится расчленение всего процесса на ряд элементарных последовательных шагов, создаётся алгоритм, то есть набор правил и операций, с помощью которых человек решает данный класс задач. На следующем этапе составляется программа для ЭВМ, которая состоит из тех же элементарных операций. До сих пор недостатком этого метода была «узость» программ. Они были приспособлены для решения весьма ограниченного класса задач. Поэтому предпринимаются попытки разработать более широкие программы, с гибкой последовательностью операций, пригодные для решения разнообразных проблем.

Многие авторы прямо говорят о том, что работы по совершенствованию искусственного разума зайдут в тупик, если сразу же не приступить к моделированию чувств и тесно связанных с ними подсознательных процессов. Другие, признавая необходимость такого подхода, считают, что пути здесь чрезвычайно круты, и откладывают эти работы на отдалённое будущее.

В 1963 году Н. М. Амосов {1} 1 См.: Н. М. Амосов, Мышление и информация, Киев, КДНТП, 1963. выдвинул гипотезу о том, что обработка информации в человеческом мозге (мышление) осуществляется как взаимодействие двух программ — интеллектуальной и эмоциональной. Создание модели такого взаимодействия есть актуальная биокибернетическая задача.

Становится понятен тот интерес, который проявляет кибернетика к чувствам. Что такое чувство? Физиологические и психологические определения чувств недостаточны: кибернетика испытывает острую нужду в функциональном определении. Для успешного моделирования психических функций человека необходимо моделировать и его эмоциональные состояния. Тот факт, что ЭВМ не будет испытывать субъективного ощущения, например, страха с дрожью в коленях и сосанием под ложечкой, на первых порах не так уж важен, — если удастся создать программы, отражающие закономерности взаимодействия чувств и мышления.

Отсюда вытекает настоятельная необходимость изучения эмоций.

В частности, необходимо иметь представление о том, что такое эмоция и чувство, составить классификацию чувств и выяснить их влияние на мышление нормального, здорового человека. Это задача чисто психологическая.

Некоторые методы изучения чувств сами по себе оказывают эмоциональное воздействие на человека, сравнимое по величине и интенсивности с теми феноменами, которые психолог хочет изучить. Нетрудно усмотреть здесь напрашивающуюся аналогию с принципом неопределённости Гейзенберга. К счастью, аналогия неполная, и предприимчивая изобретательность экспериментатора в сочетании с искусным применением современной аппаратуры позволяет добиться многого. Это отнюдь не означает, что проблемы психологии легче решать, чем проблемы атомной физики. Скорее, наоборот: «понимание атома — детская игра по сравнению с пониманием детской игры».

Возможности психологических опытов ограничены в силу этических соображений; более или менее изолированные поражения эмоциональной сферы и их влияние на мышление позволяет изучать клиника душевных болезней. Эти жестокие эксперименты природы служат как бы моделями, помогающими проникать в тайны мозга.

Нарушение нормального взаимодействия эмоциональных и интеллектуальных программ вследствие расстройства одной из них или из-за повреждения самой программы взаимодействия представляет уже задачу психопатологии. В поведении нормального, здорового человека мышление и чувство зачастую проявляются в единстве и кажутся неразрывно слитыми.

И всё-таки выделение интеллектуальных и эмоциональных программ обработки информации — это не просто надуманная схема, не просто удобная эвристика для моделирования. По-видимому, эти программы имеют различную анатомическую и физиологическую основу. Об этом свидетельствуют случаи душевных заболеваний, когда отмечается раздельное поражение этих программ. Бывает, что при сохранности логических процессов человек становится эмоционально тусклым, чувственно выхолощенным.

Но не только в патологии наблюдаются такие раздельные нарушения. Иногда они связаны с возрастными изменениями, с условиями жизни и характером деятельности — ибо всякая функция, в том числе и эмоциональность, нуждается в постоянном упражнении.

Чарльз Дарвин в «Автобиографии» рассказал о том, как после тридцати лет начали слабеть его «эмоциональные программы» при полной сохранности «логических программ» и как это сказалось на характерологических особенностях его личности: «До тридцатилетнего возраста и даже позднее мне доставляла большое удовольствие всякого рода поэзия, например, произведения Мильтона, Грея, Байрона, Вордсворта, Кольриджа и Шелли, и ещё в школьные годы я с огромным наслаждением читал Шекспира, особенно его исторические драмы. Я… находил большое наслаждение в живописи и ещё большее — в музыке. Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя прочесть ни одной стихотворной строчки; недавно я пробовал читать Шекспира, но это показалось мне невероятно, до отвращения скучным. Я почти потерял также вкус к живописи и музыке. Вместо того чтобы доставлять мне удовольствие, музыка обычно заставляет меня особенно напряжённо думать о том, над чем я в данный момент работаю. У меня ещё сохранился вкус к красивым картинам природы, но и они не приводят меня в такой чрезмерный восторг, как в былые годы.

…Эта странная и достойная сожаления утрата высших эстетических вкусов тем более поразительна, что книги по истории, географии, путешествия… и статьи по всякого рода вопросам по-прежнему продолжают интересовать меня. Кажется, мой ум стал какой-то машиной, которая перемалывает большие собрания фактов в общие законы, но я не в состоянии понять, почему это должно было привести к атрофии одной только той части моего мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы.

…И если бы мне пришлось вновь пережить свою жизнь, я установил бы для себя правило читать какое-то количество стихов и слушать какое-то количество музыки по крайней мере раз в неделю; быть может, путём такого постоянного упражнения мне удалось бы сохранить активность тех частей моего мозга, которые теперь атрофировались. Утрата этих вкусов равносильна утрате счастья и, быть может, вредно отражается на умственных способностях, а ещё вероятнее на нравственных качествах, так как ослабляет эмоциональную сторону нашей природы».

Высказывание великого натуралиста заслуживает самого серьёзного внимания. Много приходится читать рекомендаций по обучению мышлению школьников, студентов и вообще подрастающего поколения; значительно реже вспоминают о том, что надо учить чувствовать и что чувства нуждаются в воспитании, упражнении и тренировке, как и любая другая телесная и душевная способность. Искусству в этом воспитании чувств принадлежит почётная роль.

Читать дальше