Поль Генри де Крюи - Борьба с безумием

Куда девалась сообразительность Джека, которой он втайне так гордился?

- Я надолго потерял веру в свои способности, - вспо­минает Джек. - Я обладал индивидуальностью дохлой рыбы.

На сеансах групповой терапии Джек, чуть только на него кто взглянет, разражался слезами. Он никак не мог объяснить доктору Фрэзину причину своего тоскливого настроения. Персонал больницы считал Джека подходя­щим кандидатом для лечения электрошоком, но доктор Фрэзин возражал. Он говорил своим помощникам, что если бы он сам был психотиком, то не желал бы для себя та­кого лечения. Доктор Фрэзин был добрейшим человеком, и это как-то дошло до сознания Джека - вот доктор, который не станет его мучить. Он смутно стал реагиро­вать на это оригинальное лекарство... В больнице был над­зиратель негр, по имени Грифф, и другой рослый парень, по имени Терри, которые, помогая ему мыться и одеваться, обращались с ним не как с безмозглым идиотом, а как с человеческим существом. Они проявляли к нему нежную, любовную заботу. Сконденсируем это понятие в одно сло­во из четырех букв - «Love» («любовь») - вот это новое лекарство...

Я внимательно просматривал в медицинском словаре букву L и дошел до слова «Lovade» Оно определялось как корень зонтичного растения, экстракт которого сти­мулирует менструации, а также приносит облегчение при вздутии живота... Но слова «Love» я не нашел в меди­цинском словаре Дорлэнда.

Доктор Фрэзин дал понять Джеку, что его глубокую меланхолию может облегчить беседа о пережитом прошлом с симпатичным психиатром. Во время предыдущих своих «визитов» в запертую палату Джек отвергал этот совет.

- На этот раз я чувствовал себя загнанным в ту­пик, - рассказывает Джек. - Практику я потерял. Сидел под замком в больнице. У меня ничего не оставалось, кро­ме Мэри, да и ей уже, очевидно, надоело терпеть мое ди­кое поведение. Путь вверх был для меня отрезан, а пасть ниже я уже не мог.

И вот благодаря любезности доктора Фрэзина Элвуд Фиппс и ныне покойный доктор Пэлмер Гэллоп сделались учителями Джека в «институте высшей психиатрии для одного человека», и по сравнению с этим испытанием скот­ский загон, в который он попал в период интернатуры, казался ему детским садиком.

Доктор Фиппс и доктор Гэллоп не говорили Джеку о том, как он плохо себя вел в прошлом и как ему надлежит вести себя в будущем, если он хочет стать порядочным и нормальным человеком. Доктор Фиппс и доктор Гэллоп попросили Джека изложить в письменном виде свои мысли и переживания.

- Я чувствовал, что, если меня что-нибудь мучает и я это записываю, беспокойство на некоторое время затихает, - сказал Джек, объясняя мне этот метод лечения.

Затем доктор Гэллоп читал Джеку его собственную за­пись. Вместо того чтобы ругать его за такое прискорбное поведение, доктор Гэллоп просто спрашивал: «Почему вы так поступили, Джек?.. Почему, почему, почему?» Зто была простая исповедь, но Джек стал чувствовать, что, осознав тот или иной свой скотский поступок, он никогда больше не будет вести себя таким мерзавцем. Это была суровая школа...

К концу шестимесячного пребывания в больнице, не­прерывно копаясь в темных глубинах своего «я», Джек изменил свое представление о самом себе. Он уже не смот­рел на себя как на доктора-самоучку, обладавшего дина­мической энергией; он уже не придавал цены своей обая­тельной улыбке, способной приманивать птиц с деревьев. С мальчишеских лет у него была своя тайная цель. Эта цель была узко эгоистична. Он готов был растоптать кого угодно, мог наступить на самого близкого человека, готов был задушить Мэри, лишь бы добиться своей цели: воз­величения Джека Фергюсона.

Доктор Гэллоп дал Джеку почитать книгу швейцарско­го ученого Карла Густава Юнга, психолога, утверждавше­го, что современный человек безнадежно заблудился, и умственно, и морально, в бесплодных поисках своей души.

Душа? Что это еще за новый термин для практикую­щего врача? Когда Джек пытался объяснить мне, чему на­учил его Юнг, я попросил объяснить мне значение слоза «душа», но Джек не смог этого сделать. Тогда я опять обратился за авторитетным разъяснением к медицинскому словарю Дорлэнда. «Soul» - душа. Вот есть «Souffle», оз­начающее легкий звук дуновения, слышимый через сте­тоскоп. А вот «Suolal», означающее тяжелую форму че­сотки, наблюдаемой у беднейшего населения арабских стран.

Но «Soul»? - такого слова я не нашел в медицинском словаре.

- К концу шестимесячного лечения, - рассказывает Мэри, - Джек пытался дозвониться мне в Марион, в Ин­диане, где я тогда жила. У него совсем не было денег, и он пытался устроить телефонный разговор в складчину.

У меня буквально сердце разрывалось, но я хранила мол­чание.

Джек хотел только сказать Мэри, что он наконец вы­брался из дебрей, что в голове у него светлый день и он теперь знает, как начать новую жизнь. Джек глубоко осознал, сколько горя он причинил людям, сколько друзей растоптал на своем пути. Он смотрел на свою прошлую жизнь, как на жизнь другого, давно умершего человека. И он был беспощаден к покойному Джеку Фергюсону.

- Было необходимо для моего излечения признать, что я вел жизнь типичного ублюдка: ведь факты же нель­зя ни изменить, ни уничтожить.

Незадолго до выхода из больницы Джек написал Мэри письмо, а потом как-то дозвонился по телефону и сказал, чтобы она письмо не читала. Мэри прочла его. В письме он смиренно спрашивал ее, не думает ли она, что после всего, что было, ей лучше развестись с ним. Тогда каж­дый из них сможет начать жизнь сначала.

Доктор Фрэзин сообщил Мэри по телефону, что он все больше и больше доволен состоянием Джека. Потом она сама позвонила доктору, спрашивая, не лучше ли ей действительно разойтись с Джеком.

Тихий и деликатный доктор Фрэзин вспылил:

- Да вы что, черт побери, хотите убить его? Он сам себя убьет, если вы его бросите. Он только и думает, толь­ко и говорит о вас. Я надеюсь, что теперь он уж по-на­стоящему выздоровел. Не падайте духом, Мэри.

Это было наградой Мэри Фергюсон.

Казалось прямо-таки странным, насколько этот швейцарец. доктор Юнг, своей книгой «Психологические ти­пы» - очень сложной и трудно понимаемой, - насколько он воодушевил и подбодрил Джека. Доктор Юнг в этой книге часто цитирует мудрые изречения одного домини­канского монаха, жившего в тринадцатом веке. Его имя Мэистер Эккегарт, и о жизни его почти ничего неизвестно, за исключением разве того, что можно найти в его сочи­нениях. Вот что писал старый Мэйстер Эккегарт: «И рань­ше и теперь редко случается, чтобы человек совершал ве­ликие деяния без того, чтобы сначала не пройти через по­лосу заблуждений».

После выхода из больницы первым пациентом Джека была Мэри, страдавшая сердечными спазмами. Когда он к ней вернулся, Мэри сразу поняла, что он выздоровел. Почему она была так уверена в этом, спросил я ее не­давно.