Кевин Даттон - Мудрость психопатов

Например, человек может сохранять ледяное спокойствие под давлением и демонстрировать такую же эмпатию, как горная лавина (таких можно найти в операционных залах биржи) — и при этом не быть жестоким, антисоциальным или лишенным совести. Такого индивида, демонстрирующего высокие показатели по двум психопатическим качествам, можно считать находящимся в спектре психопатии дальше от опасной зоны, нежели человека, который набрал меньше очков по двум вышеуказанным показателям, зато продемонстрировал высокие показатели в отношении всех признаков.

Точно так же, как нет официальной демаркационной линии между теми, кто играет в гольф ради удовольствия по выходным, и Тайгером Вудсом, нет границы между суперпсихопатом мирового класса, истинным «пятном на теле человечестве», и тем, на ком есть просто «психопатические пятна». Взгляните на признаки психопатии как на шкалу и ползун студийного пульта звукорежиссера. Установите их на максимум — и вы по

лучите саундтрек, который никому не принесет пользы. Но если отградуировать этот саундтрек, сделать одни признаки — бесстрашие, сосредоточенность, отсутствие эмпатии, жесткость мышления — громче других, вы, возможно, получите в результате выдающегося хирурга.

Конечно, хирургия — это лишь один из примеров тех сфер, где психопатические «таланты» могут обеспечить преимущество. Но существуют и другие области. Возьмем, к примеру, правоохранительные органы. В 2009 году, вскоре после того, как Анджела Бук опубликовала результаты своего исследования, я решил провести свои собственные исследования. Если, как выяснила Бук, психопаты действительно лучше выявляют уязвимость, то этому можно найти полезное применение. Существуют методы, с помощью которых эта способность должна давать преимущество обществу, а не подрывать его устои. Меня осенило, когда я встречал приятеля в аэропорту. Думаю, все мы становимся параноиками, когда приходится проходить через таможню. Даже если мы абсолютно невиновны. Но представьте себе, что бы вы чувствовали, если бы на самом деле пытались что-то утаить от таможни.

В моем эксперименте приняло участие тридцать студентов-старшекурсников: у одной половины были высокие показатели по самозаполняемой шкале психопатии, у другой — низкие. Было также пять «помощников». Задача студентов была проста. Им надо было сидеть в аудитории и наблюдать за движениями помощников, которые входили в дверь и выходили через другую, маленькую дверь на возвышении кафедры. В этом заключалась ловушка. Студенты должны были определить, кто из помощников «виновен»: у кого из пяти помощников спрятан красный носовой платок.

Чтобы поднять ставки в игре, виновному «помощнику» вручали £100. Если жюри правильно определяло виновного — то есть если при голосовании человек с платком оказывался в первой строке списка, — студенты получали свои деньги обратно. Если же жюри ошибалось и перст правосудия указывал на невиновного, «виновный» помощник оставлял £100 себе.

Когда помощники входили в аудиторию, нервы у всех были на пределе. Но кто из студентов будет самым лучшим «таможенником»? Насколько надежными окажутся хищнические инстинкты психопата в данном случае? Или нюх на уязвимость откажет ему?

Результаты были просто невероятными. Более 70 % тех, кто продемонстрировал высокие показатели по самозаполняемой шкале психопатии, правильно выбирали укрывателя носового платка; среди обладателей низких показателей таких оказалось только 30 %.

Определение великолепной возможности может быть частью навыков серийного убийцы. Но оно может пригодиться и в аэропортах.

В 2003 году Рейд Мелой, профессор психиатрии Школы медицины Калифорнийского университета в Сан-Диего, провел эксперимент, который можно расценивать как оборотную сторону эксперимента с алым носовым платком. Да, традиционные «позорящие человечество» психопаты славятся своей способностью чуять нашу уязвимость. Но они известны и тем, что нагоняют на нас страх. Истории из клинической практики и отчеты из повседневной жизни изобилуют высказываниями тех, кто столкнулся с этими безжалостными социальными хищниками: таинственными, интуитивными афоризмами типа «у меня на загривке волосы стали дыбом» или «у меня мурашки поползли по телу». Но есть ли в этом какое-то зерно истины? Оказываются ли наши инстинкты на высоте? Выбираем ли мы психопатов так же безошибочно, как они — своих жертв?

Чтобы выяснить это, Мелой задал 450 специалистам в области правопорядка и психиатрии вопрос: испытывали ли они странные физические реакции, интервьюируя психопатических субъектов — жестоких преступников, у которых все индикаторы на «пульте звукорежиссера» стояли на максимуме?

Результаты не оставляют места для разночтений. Более трех четвертей респондентов согласились с тем, что они испытывали эти ощущения, причем женщины чаще, чем мужчины (84 и 71 % соответственно). Клиницисты, имеющие степень магистра или бакалавра, сообщали о своих странных ощущениях чаще, чем обладатели докторской степени или работники правоохранительных органов (84, 78 и 61 % соответственно). Вот несколько примеров высказываний респондентов: «Я чувствовал себя его обедом», «испытывал отвращение, антипатию, притяжение», «дыхание зла прошло сквозь меня».

Но что именно мы выявляем?

Чтобы ответить на этот вопрос, Мелой решил вернуться в прошлое: в доисторические времена, когда эволюция человека подчинялась диктату призрачных теней. Существует множество теорий, как могла развиться психопатия, и мы поговорим о них несколько позже. Но главный вопрос в этой великой этиологической схеме следующий: как с онтологической точки зрения следует рассматривать это состояние? С клинической точки зрения — как расстройство личности? Или с точки зрения теории игр — как легитимный биологический гамбит, стратегию жизни, дающую существенные репродуктивные преимущества в древней примитивной среде?

Кент Бейли, почетный профессор клинической психологии Университета содружества Вирджинии, отстаивает вторую точку зрения и предлагает теорию, согласно которой яростная конкуренция внутри и между проксимальными группами предков была главным эволюционным предшественником психопатии (или, по его терминологии, «воинственных ястребов»).

Вот что предполагает Бейли: «Определенная степень хищнического насилия была необходима во время охоты для поисков и убийства крупной добычи — и элитарная группа безжалостных “воинственных ястребов” предположительно оказалась бы очень кстати не только в качестве инструмента для выслеживания и убийства добычи, но и как силы обороны против нежелательных инициатив аналогичных соседних групп».