Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

Мы уже отмечали выше, что в реальности индивидуальных отношений человек гносеологически взаимодействует с эйдосами, а также шла речь о том, что информационные константы обычного, традиционного, рационального, «объективистского» мышления (оценки, умозаключения и т. п.) не только не способствуют сохранению реальности индивидуальных отношений, но даже напротив – разрушают ее. И поэтому нет ничего странного в том, что мир идей , являясь одним из элементов способа существования гносеологической системы человека, это настоящая persona non grata для реальности индивидуальных отношений, по крайней мере, на время непосредственной актуализации этих отношений. Трудно определимые и, вместе с тем, совершенно понятные живые эйдосы заменяют место идей . Они не могут использоваться спекулятивным сознанием, но их понятность и доступность, их ясность – это дополнительные козыри, подтверждающие достоверность подчеркнутой в этой реальности информации.

Ну и наконец, гештальтирование . Гештальт, как ни крути, это все-таки разделение, а целостность этого не терпит. Вместе с тем, если в реальности индивидуальных отношений нет и тени гештальтирования, то мы вряд ли вообще могли бы вести этот разговор, поскольку ничего бы из этих отношений, кроме смутных ощущений-представлений, не вынесли. Впрочем, в отсутствие новой методологии, посещение этой реальности человеком, подчас, имеет именно такой результат. Так что гештальтирование действительно сильно трансформируется. Во-первых, в реальности индивидуальных отношений гештальтируются эйдосы , а во-вторых, и это самое главное, – гештальтируются процессы и индивидуальность . Эти гештальты ярчайшим образом запечатлеются в памяти и сохраняются надолго, по сути, здесь идет гештальтирование реальности индивидуальных отношений от реальности привычного существования. И еще один важный момент, который нельзя не упомянуть в этой связи: своеобразие гештальтирования в реальности индивидуальных отношений позволяет устранить контекстуальную противоречивость (плод мыслительной деятельности человека) разных фигур, поскольку в мире эйдосов всякий эйдос уместен. Эта уместность всякого имеющего место явления – один из элементов изменения гносеологического способа существования.

Итак, мы коротко отметили изменение всех элементов способа существования органопсихики и гносеологической системы человека в реальности индивидуальных отношений. Они и являются значительной частью тех критериев, которые позволяют нам дифференцировать рассматриваемые отношения от аналогичных по форме состояний. Остались нерассмотренными лишь составные части способа существования личности.

Возможно, название этого подпункта звучит несколько пугающе, но если мы вспомним те элементы, которые составляют способ существования личности, а это – роли, отождествление, двойственность и одиночество, то, вероятно, оно не покажется нам таким уж ужасным. Понятие личности – одно из самых затертых в психологии, часто трудно вообще понять, о чем говорит исследователь, использующий это понятие. В открытой системе психологии под «личностью» понимается результат социализации. Социализация, хотя в ней самой ничего плохого нет, – это закономерный и необходимый процесс, отлучает человека от самого себя, лишает его спонтанности и естественности.

Манипуляции – это жизнь роли, а что бы мы ни делали, мы находимся в той или иной роли, участвуем в том или ином спектакле. Но индивидуальность не может быть какой-то , несмотря на то, что она определена нами как полипотентная возможность, она только такая, какая она есть. Личность зависима, и сама множит свою зависимость, индивидуальность же немыслима в такой ситуации. Поэтому-то если мы и оказываемся в реальности индивидуальных отношений, то только через отказ от того, что мы называем личностью. И в индивидуальных отношениях действительно сходят на нет все элементы способа существования личности.

В реальности индивидуальных отношений человек не только готов быть честным с другим, но и пытлив по отношению к самому себе. Не утаить от самого себя правду о себе – одно из самых важных и самых сложных дел в жизни. Некоторые полагают, что правильно обратное – удержать в себе эту внутреннюю жажду честности, что это и есть истинный героизм человека, и потому свято следуют придуманным принципам. Но это заблуждение, это «прерывание», как сказал бы Пёрлз, а еще точнее – это страх себя. До тех пор, пока этот страх – вне зависимости от того, замаскирован ли он под моральные принципы или, напротив, окрашен наглостью, – живет в человеке, он – человек – не переступит через свое ролевое поведение, не переступив через него, он не достигнет реальности индивидуальных отношений.

Исключительное самоощущение и уверенность в истинности своего переживания перекрещиваются в том, кто достигает заветной реальности, – и он переступает почти непреодолимый барьер ролевого поведения. Готовность на честность тогда, когда никто не давал никаких гарантий и обещаний принять ее, готовность, основанная на собственном ощущении другого, на уверенности в нем, в другом человеке, – вот залог неролевой активности. Честность ради честности , а не ради желания услышать в ответ нечто интригующее – вот проявление принадлежности к индивидуальным отношениям. Если нечто рождается в глубине нашего существа, наш долг помочь ему, преодолев все преграды, подняться на уровень деятельности.

Причем именно деятельности, потому что правда, заключенная в словах, по сути своей ложна. Она принадлежит сложным – субсубъектному и трехсубъектному – гносеологическим слоям, то есть это всегда ошибочная причинно-следственность, с уходом от себя (через абстрагирование) и попыткой навязать ее другому. Формулируя в словах пережитую в индивидуальных отношениях истину, мы отрываемся от реальности этого переживания. Эйдос не может быть обличен в форму слов, это всегда нечто значительно большее. Слова подобны конструктору – они складываются, как могут сложиться, создавая свой рисунок, – здесь много вариантов, но количество их все равно ограничено, а для реальности индивидуальных отношений нет ограничений. Вместе с тем, действие может сказать куда большее и куда честнее, нежели самые изощренные словесные формулировки.

Двое в реальности индивидуальных отношений теряют границу, всегда разделяющую нас и другого. Философы (М. Бубер, С.Л. Франк, Я.Л. Морено) любят использовать слово «Я-Ты» – оно символизирует отсутствие границы между двумя. Если же нет границы, то нет и ролей, нет сцены и нет подиума, есть только неразделенность отношения, которое состоит из проявления истинного существа. Сущности родственны друг другу, мы схожи своими индивидуальностями. Там, где нет роли, там нет напряжения. Можно плохо сыграть, но «плохо быть» – невозможно. Это даже лингвистический нонсенс, не говоря уже о существе дела. Ощущение себя вне ролевой активности делает нас свободными. Степени свободы двух сторон тождественны. В «Я-Ты» нет «Я» и нет «Ты». «Я» и «Ты» – это роли, а в индивидуальных отношениях нет ролей. В них есть лишь приятие и благоговейное отношение к свободе другого, поскольку здесь, в свободе другого, – твоя собственная свобода. В свободе сила и достоинство, безмятежность силы, ощущение неограниченной потенции собственной возможности избавляет от тревожности и желания, здесь все уже есть, а большего нет и быть не может. Впрочем, здесь и вовсе нет этой дихотомии – «больше-меньше», а раз так, то нет ни потери, ни фрустрации, ни выбора, ни сомнения. Вот что значит – пересечь рубеж ролевого поведения.