Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

В подавляющем большинстве случаев мы живем в ситуации «третьего лица»: рядом с нами не равноценные нам «Ты», а иные – «они». Причем, это тягостное ощущение, когда ты поставлен в положение «третьего лица», знакомо каждому. В этом мы чувствуем пренебрежение к нам, к нашей личности. «Он как будто меня не замечает», «она говорит это так, будто бы меня нет», «мое мнение никого не интересует» – это стандартные жалобы на психотерапевтическом приеме. Среди правил этикета на этот случай даже предусмотрено специальное императивное требование: нельзя в присутствии человека говорить о нем в третьем лице, а ведь это происходит на каждом шагу, нас словно бы что-то тянет сказать про «ты» – «он». «Он» – своего рода мальчик для битья, которому достаются тумаки, заработанные кем-то другим в нашем повседневном общении. Когда жена рассказывает о муже, жалуется на него, слово «он» оказывается почти что словом-паразитом: «он такой-то…, он поступает так-то…, он ко мне относится так-то…» И при необходимости это «спокойный» рассказ легко можно вывести на крик, плач и отчетливое ощущение безысходности.

Мы боимся «ты». В нашей культуре использование обращения «ты» сопряжено со множеством сложностей. «Ты» или «вы» определяет некое поле дозволенности, разрешение обращаться на «ты» – это как уступка, как ограничение собственной свободы, это незащищенность, которую многие боятся. «Вы» – не просто проявление чувства уважения, это определенного рода «неприкосновенность». Желая ударить обидчика, никто не станет думать: «Ну, вы и подлец!», чтобы развязать себе руки, «вы» необходимо заменить на «ты». Вместе с тем, спросить о чем-то, что связано с интимной сферой, легче спросить как раз на «вы», увеличивая тем самым дистанцию: «У вас нет проблем с потенцией?», «Вы регулярно переживаете оргазм?», «Вас посещали гомосексуальные фантазии?» или «Вы меня любите?» Все это легче сходит с уст, нежели те же самые вопросы, но с использованием местоимения «ты». Вопрос, заданный на «вы», не только обращен к «он», это еще и вопрос «ни-от-кого». Это вопрос ниоткуда и в никуда, он как бы повисает между двумя, не задевая ни того, ни другого. Именно поэтому он менее эмоционально окрашен и менее тягостен. Но чего мы боимся? Почему выход на «ты», который должен был бы, напротив, сделать ситуацию легче, а отношение более доверительными, не приносит нам радости?

Смотреть другому глаза в глаза тоже считается дурным тоном, а в ряде случаев – прямым проявлением агрессии (хотя этот феномен имеет и эволюционную природу). Одна из самых болезненных и эмоционально окрашенных детских игр – «гляделки», победа в ней сопровождается неимоверным агрессивным торжеством, а поражение вызывает слезы и затаенную обиду. Случайно пойманный взгляд – это повод для раздумий, точнее, для озадаченности. А еще это смущение – явное или скрытое за наглостью или безразличием. Оба в этот момент, словно дети, уличенные в рассматривании гениталий, смущаются сами не зная чего, словно бы случилось что-то страшное, но в чем ужас – непонятно.

Вот таким приходит человек на психотерапию. И пока мы не поймем – откуда это, все наши действия тщетны. Так что, нам совершенно необходимо найти ответы на множество вопросов. Какова природа агрессии между двумя людьми? Что за странные перипетии формирования личности привели к такой ситуации в отношениях между людьми? Почему мы смущаемся чужого взора? Почему человеческая близость – такое редкое явление? Почему миф Платона об Андрогине так популярен и с такой настойчивостью ошибочно трактуется как возможность найти одну единственную половину? Впрочем, все эти вопросы можно свести к одному – каков генез обычных межличностых отношений?

Отчасти мы уже говорили об этом, когда рассказывали о процессе формирования личности. С самого раннего возраста мы испытывали на себе давление со стороны взрослых, узнавали на своем опыте о том, что такое «плохие человеческие качества» в коллективе сверстников. Подчас, подвергались откровенной агрессии. «Другой» стал для нас настоящей загадкой, и загадкой, надо признать, далеко не самой приятной. Того, что нам непонятно, мы инстинктивно избегаем, а подобная тактика не способствует пониманию, скорее, напротив – порождает иллюзии. Поэтому мы перестали играть в «гляделки» и начали интерпретировать взгляды, поступки, высказывания, отношения… Где мы оказались после этого? Исторгнутыми из непосредственной социальной коммуникации в пространство собственной индивидуальной реальности, по большому счету, отделенной от жизни.

И здесь мы снова вспоминаем об этом, сделанном нами выше, наблюдении – ребенок оказывается не в мире с «ты», а в мире с «они». Отсюда и пресловутая детская жестокость, и эгоцентризм ребенка, давно миновавшего стадию обязательного и естественного для всякого ребенка эгоцентризма. Ребенок существует в социальном мире, который он, к сожалению, воспринимает враждебным себе, в мире, от которого он считает нужным защищаться, в мире, где ему постоянно приходится вести сложные и по большей части лживые дипломатические переговоры. Стоит ли затем удивляться той странной социальной неадекватности, которую мы обнаруживаем уже у взрослых людей? Вряд ли.

Когда мы говорили об индивидуальных отношениях с самим собой, мы видели, что на определенном этапе развития личности у человека возникает глубокая, искренняя потребность быть в индивидуальных отношениях с другим человеком. Нас мучает одиночество, но после того как мы ощутили собственную сущность, оно перестало быть агрессивным, оно стало принимающим (тогда как раньше оно было отвергающим, чем всегда себя же и усиливало). Формально, на уровне сознательных установок, мы почти всегда ощущаем это желание найти близость и понимание, но на определенных этапах это невозможно. Мы отвергаем от себя всякого, и сами потом удивляемся, почему у нас «не складываются отношения». К индивидуальным отношениям с другим человеком нужно быть готовым не только сознательно, но и структурно, организацией своей собственной личности – преодолеть барьер формальности в отношениях и предоставить рождающимся отношениям с другим собственную сущность.

Для того, чтобы войти в реальность индивидуальных отношений с другим, мы должны перешагнуть через свое ролевое поведение, однако, этот шаг непрост, потому что фактически противоречит нашему личностному устройству. Быть с другим и не быть при этом в какой-то роли – в этом есть что-то странное и даже противоестественное. Двигаться по жизни, не ощущая сцены, – возможно ли это? «Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины – все актеры, и каждый здесь свою играет роль» – один из самых «ходовых» афоризмов шекспировского наследия. Вот почему для того, чтобы войти в реальность индивидуальных отношений, мы должны открыться другому человеку всем своим существом, справившись со страхом осуждения, осуждения за то, что мы такие, какие мы есть. Впрочем, мы же первые и готовы осудить себя за это, что уж говорить о других?