Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

Вместе с тем, подрастающий ребенок в своих фантазиях способен проявлять (пусть и в игровой форме) чудеса нравственного подвига. Причем, именно красота является здесь для него определяющим фактором. В этих своих детских играх, причем, зачастую, тщательно скрываемых от взрослых, 9-12 летний малыш проявляет чудеса героизма, взаимопомощи, самоотдачи, сочувствия и сострадания. И это не «играемые» чувства, они вполне искренни, потому-то, кстати сказать, они скрываются, потому их стыдятся при взрослых. Они слишком искренни и интимны. Эти игры отличаются меньшим действием и большим чувством, и в этом, надо думать, проявляет себя очень важный механизм, свойственный человеческой природе, но не используемый, впрочем, должным образом в системе воспитания детей.

Так или иначе, но в нас параллельно зарождалось два мира, две морали: внушенная нам, внешняя, сознательная и внутренняя, наша собственная, интуитивная. Внешняя мораль, используя наши слабые места, прививалась нам через страх, естественный эгоизм, через формальное требование сострадательности, «слепое» преклонение перед «красивым». Она наступала по разным фронтам и создала в разных «частях» нашей психики свои вотчины, потому это не целостная система, это совокупность «удельных княжеств» с неизбежным набором внутренних противоречий. Наш собственный нравственный мир, эта – другая – этика создавалась иначе. Она основана не на внешних императивах, а на наших глубинных чувствах, на ощущениях себя, на нашем ощущении «прекрасного-хорошего» в той его точке, где еще нет различения на эти модальности, а есть только первичная дифференцировка на «да» и «нет», на плюс и минус, на «нравится» и «не нравится». В этой простоте, в этой открытости миру, в этой несодержательности залог непротиворечивости этоэстетической системы. Впрочем, процесс формирования личности завершается безусловной победой «общественной морали» над «моралью внутренней», и редкий человек, достигая высоких степеней личностного развития, выигрывает это сражение в пользу не «общественной», а своей собственной, живой этики .

Этоэтетика – это, если так можно выразиться, механика живой этики. И потому основной вопрос этоэстетики в том, как помочь конкретному человеку достичь понимания и раскрытия этой его внутренней нравственной сферы, того, что есть способ существования его сущности. В чем еще, если не в красоте и не в нашем глубоко осознанном отношении к миру, к людям, мы можем искать истинные корни живой этики? Попытки найти внешнюю инстанцию этического закона выглядят по меньшей мере странными. Как подлинное основание истинной живой этики может лежать где-то вне человека? Это нелепо. Если этика – это не сила принуждения, а внутренняя логика моего отношения с другими, то как она может находиться вне меня? Это как центр тяжести предмета, он должен быть внутри его, иначе падение неизбежно.

Причем перед нами вопрос сугубо практического характера, который крайне актуален для психотерапии и для развития общества в целом. Ведь такая этика обеспечит не только непротиворечивость тенденций, но и сможет взаимопотенциировать их, а значит, добавит нам сил. Конечно, этоэтетика самым внимательным и подробным образом изучает и нормы общественной морали, но не для того, чтобы развивать их, а, напротив, чтобы избавлять человека от внутренней несвободы, вызванной ее противоречиями. Если это не будет сделано, то очень скоро молодые люди будут отказываться от морали вовсе. Реформа этического, когда «внешняя» этика заменяется на этику «внутреннюю», лежащую на естественных основаниях, есть гуманистическая реформа, без которой мир не сможет справиться с предстоящими ему вызовами будущего.

Таким образом, необходимо ясное понимание того, каким образом можно помочь человеку найти в себе то изначально хорошее, что в нем (как говорят, «где-то глубоко внутри») есть. Необходимо знать, что это такое, как его совершенствовать, как с психотерапевтической целью его можно использовать. Все способы, которые предлагаются сейчас, вызывают аналогию с попытками лечить аппендицит «холодом», это правильно, но неэффективно, есть проблемы, которые требуют кардинальных решений. С очевидностью необходима наука о природе этого «внутреннего» нравственного начала человека. Пока же предмет этоэстетики никакой из существующих наук не охвачен – ни психологией, ни этикой, ни философией, ни социологией, ни эстетикой, ни даже теософией. Это глубинное мироощущение человека, имманентная ему духовность, существующая не сама по себе, а лишь в отношениях с самим собой, миром и, конечно, другими людьми, должна найти приемлемую форму определения и практики.

Понятие «этоэстетка» происходит от греческих слов ethos (нрав) и aisthetikos (чувствующий), вместе с тем, ее не следует смешивать с традиционными моделями этики и эстетики, хотя она и может рассматриваться их преемницей. Этоэстетика, в первую очередь, наука практическая, наука, способная дать основу как для развития человека, его личности, так и для его творчества. Этика и эстетика накапливают данные о человеческой деятельности в указанных сферах и пытаются его каким-то образом организовывать. Этоэстетику интересует иное – не то, что «произведено» человеком в сфере этического и эстетического, а то, как работает это «производство», сама его природа. Еще точнее – ее интересует не продукт психической деятельности, а способ существования сущности человека, то, как она проявляет себя в отношениях с другими (этическая сфера) и с миром (эстетическая сфера).

При том что «этика» и «мораль» часто и вполне оправданно используются как синонимы, есть в них некое едва различимое отличие, которое бы следовало принять во внимание. «Этика» – понятие древнегреческого происхождения (ethika от ethos), а понятие «морали» имеет латинские корни (moralitas от moralis или mores), при этом лингвисты считают их, по преимуществу, идентичными, причем они ссылаются на их этимологическое соответствие. Однако, философы далеко не столь единодушны в определении семантических полей этих понятий. Основной нюанс, на который обращают внимание, состоит в следующем: «этика» в большей степени отражает «внутреннее», собственно переживания человека, а «мораль», напротив, акцентируется как нечто «внешнее», как некий фиксированный субстрат межличностных отношений, как их «законодательная база». В чем-то это различие отражает то внутреннее, сущностное расхождение, которое было в мировоззрении древних греков («этиков») и древних римлян («моралистов»).