Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Примеры с утятами и бабуинами свидетельствуют о том, что типичные модели поведения могут привести к негативным последствиям. Но, как показали две последние главы, есть много случаев, когда особи следуют правилам, в том числе определенным социальным нормам, и последствия оказываются положительными. Десятки животных учатся тому, что и как есть, наблюдая за тем, как это делают другие, в результате появляются местные кулинарные традиции. Это, во-первых, экономит время и, во-вторых, предохраняет от возможности съесть что-то опасное, что может привести к отравлению или даже к смерти. Иерархические организации создают для особей похожие преимущества: им не нужно мучительно думать, как и когда бороться за ресурсы. Усвоив иерархическую структуру и выполняя правила, по которым ведется борьба за ресурсы и за доступ к ним, особи могут сэкономить время и избежать ненужных потерь. Следовательно, в сообществах животных нормы выполняют адаптивную функцию, определяя надежные перспективы, связанные с оказанием помощи и нанесением вреда другим. Для того чтобы нормы выполняли свою адаптивную функцию, необязательно их воспринимать на сознательном уровне. На самом деле эффективность норм оптимальна, если их действие носит скрытый характер, как они, вероятно, и проявляются в большинстве случаев у животных, да и у людей тоже.

Есть несколько причин, по которым я уделяю так много внимания нормам, связанным с сотрудничеством, и в частности с взаимодействием, которое составляет сущность Золотого правила. Последнее возникает в той или иной форме во всех культурах — либо как открытое религиозное учение, либо как скрытые социальные нормы. Универсалии часто являются отражением общего биологического механизма, частью генетического наследия видов. Они также часто воспринимаются как наследие нашего прошлого, элементы психологической организации, которую мы получили от наших предков. В отличие от других форм взаимодействия, которые можно объяснить правилом Гамильтона или мутуализмом, взаимность требует другого объяснения и других психологических составляющих, включая правила, которые определяют, когда можно наносить вред другой особи. Хотя в моральном суждении заложено нечто гораздо большее, чем решение вопросов кооперации, это одна из проблем, которая является общей для нас и для животных. Терзания, вызванные желанием быть хорошими, связаны с искушением быть эгоистичными. Соблазн нарушить обязательства коренится в конкурентных стремлениях организма, направленных на оптимизацию получения еды, сексуальных отношений или власти.

Между животными устанавливаются хорошие взаимоотношения, когда их гены родственны. Животные могут рассчитывать на помощь на основе генетического родства, т. е. получать ее от близких родственников. Когда неродственники имеют возможность вступать в длительное взаимозависимое альтруистическое взаимодействие, искушение нарушить обязательства нередко оказывается сильнее систем контроля, исключая какие-либо чрезвычайно напряженные ситуации. Другие факторы, не связанные с контролем, также, вероятно, нарушают устойчивость взаимообязывающих отношений. Учитывая отсутствие наказания в ситуации взаимодействия, те, кто нарушает обязательства, вполне могут безболезненно избежать ответственности, что, в свою очередь, может провоцировать дальнейшие попытки заниматься обманом. Сочетание отсутствия контроля, власти искушения и психологических ограничений является препятствием для возникновения длительных взаимообязывающих отношений.

Мы вернулись к началу: оказывается, люди наделены уникальной способностью, которая делает возможным широкое взаимодействие у неродственных индивидуумов и позволяет поддерживать устойчивые отношения на основе взаимности. Здесь, в этом последнем разделе, я объясню причину появления лакуны в таксономии; это объяснение вернет нас к I части, где я описывал приводящее многих в замешательство наличие разных суждений о моральных дилеммах и разных объяснений этих суждений. Однако, для того чтобы обосновать свое объяснение, вначале я опять вернусь к логике лингвистической аналогии и к вопросу о том, какие данные требуются для ее реализации.

Чтобы понять, в чем состоит уникальность нашей моральной способности, мы должны определить, какие характеристики являются уникальными для людей и какие черты уникальны для сферы нравственности. Это предполагает проведение двух отдельных операций вычитания: в одной из них исключается то, что является общим для человека и для животных, и остается то, что характерно исключительно для людей, а в другой исключается то, что имеет место и в других областях знания, и остается то, что связано исключительно с областью морали. Я соединю то, что нам известно об этой проблеме, и выделю несколько аспектов, которые для нас пока неизвестны, и сделаю некоторые поверхностные предположения.

Центральной частью создания Ролза является механизм оценки, с помощью которого из какого-либо события выбираются релевантные характеристики. Они обретают форму физических действий, их причин и последствий. Младенцы наделены некоторыми элементами этой системы, рано проявляя чувствительность к иерархической структуре событий, к важности различения неодушевленных и одушевленных объектов, к роли, которую выполняют цели и намерения, и к связи между поступками и эмоциональными последствиями.

Когда мы рассматриваем животных, мы обнаруживаем поразительные параллели между тем, как они «обрабатывают» примитивные формы поступков, и их базовыми эмоциями. Интереснейшие исследования способности животных к пониманию других также дают все более и более похожую картину. Рассматривая животных, далеко отстоящих друг от друга, например птиц и собак, а также виды, которые связаны друг с другом более тесно, в частности высших и низших обезьян, мы находим подтверждение существования у них таких способностей, как объединение внимания, понимание намерений и целей, а также использование ими зрения для проникновения в суть вещей.

Эти первые шаги в создании теории и развитии представлений о психическом и те исследования, которые уже проводятся, вот-вот приведут к обнаружению у них и других способностей. Можно только догадываться, насколько далеко зайдут эти исследования. Если ориентироваться на современную тенденцию, есть большая вероятность того, что она станет катализатором для внезапного и полного изменения представлений у некоторых философов (таких, как Кристин Корсгард). Эти философы считают, что, поскольку только мы способны переключать внимание на то, во что верим, чего желаем и к чему стремимся, только мы обладаем чувством нормативного или предписывающего: «Наша способность переключать внимание на свои собственные умственные действия является также способностью дистанцироваться от них и подвергать их сомнению... Должен ли я верить? Является ли это восприятие действительно причиной , для того чтобы верить? ...Должен ли я действовать? Является ли это желание действительно причиной для совершения действия?» [384] Отражение, осознание и чувство нормативного (Korsgaard, 1996, р. 93). Без рефлексии животные не могут отделить себя от своих действий и поэтому не могут рассмотреть альтернативных причин действия. Вот такая история.