Роджнр Уолш - Пути за пределы эго

ТРАНСПЕРСОНАЛИЗМ И АМЕРИКАНСКИЙ РОМАНТИЗМ

Философские основания трансперсонализма согласуются также с творческим гением художников и мыслителей XIX века, воспевавших бесконечное, внутреннее и опиравшихся на захватывающие отношения между древностью и современностью. Наиболее укоренившийся общий термин для этой философской установки — «романтизм», обозначавший мировоззрение, возникшее в XVIII веке и расцветшее в XIX как реакция на научный рационализм. Трансперсонализм не связан с романтизмом, как одно учение или направление с другим. Скорее это вариация на тему подтверждения и исследования индивидуального опыта скрытых и трансцендентных реальностей, или, говоря словами Джеймса, разнообразного опыта «Чего-то Большего». Слово «видение» в заглавии этой книги особенно хорошо подходит для разговора о взаимосвязи трансперсонализма с романтизмом, поскольку для обоих этих направлений характерно стремление к наиболее глубокому видению, соответствующее как их собственной природе, так и реакции на ограниченное видение, предлагаемое их предшественниками и современниками.

Существуют и другие поучительные аналогии и различия между романтизмом и трансперсонализмом. Оба по сути своей тяготеют к более глубокому, внутреннему и преобразующему взгляду на человеческий опыт, и в области познания оба придерживаются позиции активного наблюдателя в противовес пассивному наблюдению. Преобразующая сила всех форм романтизма и потенциальная преобразующая сила его последнего проявления — трансперсонализма конца тысячелетия — в первую очередь коренится в этом стремлении к практическому, по сути своей художественному, формирующему реальность мышлению. Успех трансперсонализма будет зависеть от того, в какой мере его представители смогут стать представителями романтической эпистемологии — способа познания, при котором познающий постигает внутреннюю жизнь космоса, включая высшие достижения и интимнейшие детали его природы, величественные и прозаические компоненты человеческого опыта и исследовательского поиска — от науки, через философию и историю, до религии и искусства. Короче говоря, трансперсональным мыслителям следует принять эстафету и развивать творческий вклад таких серьезных, но оставленных без должного внимания романтиков XIX столетия, как Гёте, Кольридж и Эмерсон.

В своей книге «Романтизм выходит из моды» Оуэн Барфилд подытоживает размышления Гете и Кольриджа о проблеме, прежде всего интересующей трансперсоналистов:

Им обоим удалось преодолеть самое большое заблуждение своего и нашего веков (и отсюда все то непонимание, с которым они столкнулись), заблуждение, согласно которому разум сугубо субъективен или, грубо говоря, есть нечто, заключенное в коробочку под названием «мозг», заблуждение, что человеческий разум — пассивный наблюдатель природных процессов и явлений, в сотворении которых он не принимает и никогда не принимал ни малейшего участия, заблуждение, что существует множество отдельных разумов, но нет ничего подобного Разуму с большой буквы»

Ральф Уолдо Эмерсон подобным образом критикует это заблуждение нашего времени и в понятиях как романтических, так и трансперсональных излагает и всесторонне описывает необычные состояния сознания. Хотя мы не встретим у Эмерсона сообщений о практике випассана-медитации, о холотропном дыхании или психоделиках, мы сможем найти эпистемологию и этику, которые трансперсональны в своем утверждении беспредельного Разума или Духа, признании могущества природы и свободно творящего человека. Согласно Эмерсону, каждый человек в силу своего природного творческого мышления сам является источником собственных истинных отношений с миром. Поколение трансперсоналистов, как и любое поколение романтиков и трансценденталистов, может прочувствовать истинность эмерсоновского, сугубо американского утверждения:

Почему бы нам тоже не наслаждаться подлинными отношениями с миром? Почему бы нам не иметь поэзию и философию прозрения, а не традиции; религию, соответствующую нам самим, а не ее истории? Временно окруженные природой, чьи жизненные токи текут вокруг и сквозь нас, питают необходимой силой и зовут действовать в соответствии с природой, почему мы бредем на ощупь среди иссохших останков прошлого?

Любой из этих мыслителей, выражающих романтическое видение, — Гете, Кольридж или Эмерсон — может прекрасно послужить ценным источником философских основ для всего объема трансперсоналистских идей.

Однако возможны и другие пути философского просвещения. Одно из очевиднейших следствий, вытекающих из трансперсональных исследований, — это плюрализм позитивных предположений, методов и заключений. В этом отношении источником философской методологии лучше многих других может служить Уильям Джеймс. Далее следует, по-видимому, серьезно и критически подойти к нарождающимся философским прозрениям авторитетных трансперсональных мыслителей, более десяти лет работающих в этой области, в особенности Кена Уилбера, Станислава Грофа, Чарльза Т. Тарта, Роджера Уолша и Фрэнсис Воон и двух новых авторов — Дональда Ротберга и Ричарда Тарнаса.

В удивительно прозорливом и увлекательном «Эпилоге» к своей книге «Страсти западного разума» Ричард Тарнас кратко, но решительно заявляет, что основные понятия эпистемологии участия коренятся в романтическом видении и что они необходимы современному мышлению и культуре:

Дерзновенные прозрения и мифы, порожденные человеческим разумом в поисках знания, в конечном счете исходят из источника гораздо более глубокого, нежели чисто человеческий. Они исходят из недр самой природы, из универсального бессознательного, проявляющего с помощью человеческого разума и воображения собственную, постепенно раскрывающуюся реальность. В этом смысле теории Коперника, Ньютона или Эйнштейна — не просто удачная случайность; скорее, они отражают радикальное родство человеческого разума с космосом. Они отражают главную роль человеческого разума как проводника раскрывающегося смысла Вселенной. С этой точки зрения и постмодернистский скептик, и адепт вечной философии заблуждаются, полагая, что современная научная парадигма в конечном счете лишена космической основы, поскольку сама эта парадигма составляет часть более значительного эволюционного процесса.

Призыв Тарнаса к эпистемологии участия заслуживает того, чтобы его подхватить, ввиду его романтических корней, а также способности служить основой для мультидисциплинарных, мультикультурных и мультисознательных видов знания.

Для трансперсонального сообщества было бы особенно полезно добавить к тарнасовской эпистемологии участия по крайней мере три следующих требования: