Фрейд Зигмунд - Очерки об истерии

Итак, я пришёл к выводу, что мисс Люси Р. прибегла в тот момент к помощи, предоставляемой механизмом истеричной конверзии, и вывод этот заключался в том, что среди различных предпосылок пережитой травмы должна существовать одна , которую пациентка намеренно хотела завуалировать, пытаясь её даже вообще забыть. Если сопоставить вместе повышенную заботу пациентки по отношении к детям и высокую чувствительность к мнению других обитателей дома, то можно допустить только одно толкование. У меня даже хватило мужества сообщить пациентке моё толкование. А заключалось оно в следующем: «Я не думаю, что Ваше страдание объясняется Вашим отношением к детям, скорее можно предположить, что Вы действительно влюблены в своего господина, в директора, а возможно сами ещё не догадываетесь об этом. Далее, я думаю, что Вы питали большую надежду на то, что вскоре полностью займёте место умершей матери, а это уже легко может объяснить то, почему Вы стали столь чувствительны к мнению прислуги, к тем людям, с которыми Вы мирно жили в течении многих лет. Вы остерегаетесь, что они могут что-то заподозрить, заметить Вашу надежду, и из-за этого начнут издеваться над Вами».

Ответ её был в присущем ей лаконичном стиле: Да, я думаю, что всё так и есть. – Но если Вы знали о том, что любите директора, почему же Вы не сказали мне об этом? – Но я не была в этом уверена до конца или лучше сказать, я не желала об этом знать, хотела выбросить эту чепуху из головы, никогда об этом не вспоминать. Я даже считаю, что в последнее время я достигла этого.

Другого, более яркого переживания этого своеобразного состояния, в котором что-то знают и в то же время не знают, мне больше не пришлось встретить. Очевидно, что подобные чувства можно понять лишь тогда, когда сам хотя бы раз находился в схожей ситуации. У меня есть довольно примечательное воспоминание подобного рода, ещё и сейчас живо стоящее перед моими глазами. Когда я пытаюсь вспомнить то, что тогда происходило во мне, то моя память выдает довольно скудные сведения.Тогда я увидел кое-что, что совсем не совпадало с моими ожиданиями. Но я и на капельку не изменил своего твёрдого намерения, не уделяя достаточного внимания тому, что тогда произошло, воспринятое мною должно было в корне уничтожить моё прежнее намерение. Я просто проигнорировал противоречие, как и не придал никакого значения аффекту, схожему с переживанием отвращения, что несомненно внесло свою лепту в то, что пережитое мною реальное событие не получило для меня никакого значения. Я был поражён той же самой слепотой зрячих глаз, которую мы так часто недоумевая обнаруживаем, видя слепоту матерей по отношению к своим дочерям, мужей к своим дражайшим половинам, власть имущих к выбранным ими фаворитам (или фавориткам).

Почему Вы не могли признаться себе в существовании этой склонности? Вы что устыдились того, что полюбили мужчину? – О нет, я вовсе не стыдлива до глупости, человек ведь не может быть ответственен за переживаемые им чувства. Мои мучения были вызваны только тем, что он был господином, на службе у которого я нахожусь, в доме которого я живу, господином, по отношению к которому я не чувствуя себя полностью независимой, в отличии от отношений с другими людьми. Да и к тому же я бедная девушка, а он богатый мужчина из аристократической семьи; несомненно, меня бы жестоко высмеяли, если бы что-то узнали о питаемых мною надеждах.

Теперь у пациентки отсутствует какое-либо сопротивление по отношению к тому, чтобы прояснить формирование её любовной склонности. Пациентка рассказала, что первые годы в этом доме она провела беззаботно, легко исполняя свои обязанности, не замечая того, что её истинные желания оставались нереализованными. Но как-то обычно очень занятый, серьёзный, всегда с нею очень сдержанный господин завёл с пациенткой разговор, касающийся воспитания детей. Он был в этот раз гораздо мягче и сердечнее, говорил о том, что он возлагает большие надежды на её заботу о его осиротевших детях, даже смотрел он на неё каким-то особым взглядом… Вот с этого момента пациентка и начала горячо любить господина директора, охотно предаваясь радующей её надежде, которую она вывела из тогдашнего разговора. И только когда после этого ничего дальнейшего не последовало, не смотря на её огромные ожидания, вообще никакого другого доверительного обмена мыслями, она решила забыть о том, что между ними произошло. Пациентка совершенно честно призналась мне, что по-видимому тот особый, проникновенный взгляд предназначался его умершей жене, о которой он тогда вспоминал; да и вообще все её мечты, вся её увлечённость господином совершенно бесперспективны, это же ясно как день.

Я ожидал, что наш разговор основательно изменит психическое состояние пациентки, но оно пока оставалось прежним. Она продолжала быть подавленной и в плохом настроении. Гидропатический курс (водолечение), который я заставил её начать проходить, немного освежал её по утрам, а преследовавший пациентку запах сгоревшего мучного блюда хотя и не исчез, но стал слабее и появлялся реже, как она говорила, только при особенно большом волнении.

Сохранение этого «обоняющего»символа памяти навело меня на мысль, что ощущение неприятного запаха не только свидетельствует о пережитой главной травматической сцене, но и является символом-фундаментом для многих небольших побочных травм. Так что мы стали исследовать всё, что могло бы находиться хотя бы в отдалённой связи с первоначальной сценой, в которой фигурировало сгоревшее мучное блюдо. Мы подробно прорабатывали темы различных домашних трений, поведение дедушки и многое другое. И постепенно ощущение запаха горелого всё больше исчезало. Как раз в этот момент мы вынуждены были на длительный срок прервать психическое лечение из-за нового обострения болезни носа – была обнаружена костоеда решётчатой кости.

Когда пациентка появилась снова, то сообщила о том, что рождественские праздники принесли ей столь большое количество подарков от обоих господ и даже от домашней прислуги, словно все сговорились с нею помириться и изгладить у неё из памяти воспоминания о конфликтах последних месяцев. Но такая навязанная любезность не производила на неё никакого впечатления.

Когда уже в другой раз я спросил пациентку о преследовавшем её запахе сгоревшего мучного блюда, она сказала, что хотя он и исчез, вместо себя оставил другой схожий запах, напоминающий дым от сигар. Вероятно, это ощущение существовало у неё и раньше, но не замечалось из-за более сильного запаха мучного блюда. А сейчас сигарный дым выступил в своём полном объёме.

Я не был особенно удовлетворён результатом моего лечения. Произошло то, что всегда придаёт терапии, ограничивающейся борьбой с симптомами, дополнительный неприятный оттенок – несмотря на то, что удаётся успешно удалить определённый конкретный симптом, его место тотчас занимает другой. Но я всеми силами принялся за аналитическое устранение нового символа памяти.