Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде

Но есть и еще одно обвинение, которое, с первого взгляда, может показаться абсурдным. Ребенок часто обвиняет в разводе себя! Более того, добрая часть обвинений, адресованных родителям, является лишь защитой от собственного чувства вины. Известно, что, обвиняя другого, мы часто освобождаем таким образом от чувства вины себя, что вообще относится к человеческому «душевному репертуару». Но как же дети, объективно являясь жертвами, а не «злоумышленниками», приходят к тому, чтобы обвинять себя?

Мы уже говорили, что многие из них, особенно малыши, застигнутые разводом врасплох, начинают вдруг понимать, что личные неурядицы для родителей гораздо важнее, чем их отношение к ребенку. Для эгоцентризма ребенка это страшный удар. До сих пор он полагал, что именно он является центром мироздания. И хотя к четвертому году жизни малыш уже начинает понимать, что, наряду с отношением к нему, у родителей существуют и свои собственные отношения, он еще долгое время сохраняет иллюзию, будто именно он является важнейшим любовным объектом родителей. И если это убеждение все еще достаточно сильно, то он понимает развод как провал своих собственных отношений с покинувшим его родителем. А разве нам, взрослым, не знакомо это чувство, когда мы, будучи покинутыми любимым человеком, укоряем себя: «Наверное, я недостаточно хорош (а) или недостаточно красив(а), не очень умна (умен)? Что я сделал(а) не так?» И так далее.

Ощущение вины влечет за собой ощущение собственной неполноценности, ребенок чувствует себя брошенным, и это характерно почти для всех детей. Фантазии вины усиливаются, что немаловажно, тем обстоятельством, что значительная часть ссор родителей до развода затрагивала вопросы воспитания, а значит, вращалась вокруг ребенка. И вот готово: ребенок воспринимает себя как виновника конфликта. Более того, многие дети пытаются играть роль примирителей в ссорах между родителями. Развод становится доказательством крушения этих попыток. С уходом одного из них архаичные страхи перед разлукой и потерей любви, живущие в каждом человеке, превращаются в реальность. Вследствие всего этого развод представляется многим детям наказанием, расплатой за плохое поведение, за недостаточные успехи и — не в последнюю очередь — за запретные мысли.

Среди этих запретных мыслей особую роль играют агрессивные фантазии [4]. Мы уже говорили о том, что нет таких любовных отношений, которые не были бы амбивалентными, то есть включающими в себя довольно противоречивые влечения. В любви всегда присутствует агрессивный компонент, что делает ее одновременно и сильной, и ранимой. Чем моложе дети, тем сильнее они верят в то, что запреты, заповеди и отказы, исходящие от родителей, являются всего лишь знаком их недостаточной любви к ним и поэтому они порождают в них страх и ярость. То, что ребенок в момент огорчения или гнева не желает видеть отца или мать, хочет, чтобы они исчезли, умерли (для маленьких детей это одно и то же), — абсолютно нормальное явление. Такие приступы, естественно, быстро проходят и потребность в любви возвращается, как и сама любовь. Но остается страх, а вдруг злые пожелания — а дети, как известно, верят в магическую силу своих желаний — исполнятся и наступит расплата? Когда в семье все хорошо, ребенок вскоре понимает необоснованность подобных страхов: мама и папа живы и здоровы, они вполне досягаемы и не выглядят пострадавшими от его гнева.

Это чрезвычайно важный опыт, на котором ребенок учится различать фантазию и реальность, а также преодолевать свое представление о собственном всемогуществе. Но если один из родителей покидает семью, ребенку кажется, что мимолетное его злое желание вдруг стало реальностью. Или он думает, что мама наказывает разлукой с отцом. Вот и пришла страшная расплата, которой он так страшился!

Развитие у детей чувства вины по поводу развода — скорее правило, чем исключение. Чувство вины порождает страх, страх перед расплатой и перед силой собственной власти. Но даже те дети, которые не чувствуют себя «соучастниками», испытывают тяжелое беспокойство. Каждое радикальное изменение в жизненных отношениях несет в себе угрозу, а главное — ребенок чувствует, что он не имеет ни малейшего влияния на надвигающиеся события. Кроме того, появляются вопросы: «Увижу ли я еще папу?», «Где будем жить мы и где он?», «Как я смогу найти папу, если я еще не могу сам ездить на трамвае?», «Кто будет зарабатывать деньги, чтобы мы могли купить еду?», «Что будет с моими друзьями, если мы переедем?», «Кто позаботится о моем хомячке? Можно ли будет взять его с собой?». И много других волнующих вопросов. Только тот, кто не знает детской души, только тот, кто изгнал из своей сознательной душевной жизни ребенка, коим был когда-то он сам, будет смеяться над такими заботами. Эти тяжелые проблемы могут отнять у ребенка покой и сон. Они активизируют глубокие бессознательные страхи и вызывают «истерическую» пугливость. Подавляющее большинство детей начинает бояться теперь после отца потерять и мать. Сознательный страх базируется, в первую очередь, на шокирующем для ребенка открытии, что любовь не вечна. Большинство родителей объясняют детям развод так: «Мама и папа не понимают друг друга, они много ругаются и не любят больше друг друга, как раньше...» Нет ничего проще, чем представить себе рассуждение ребенка: «Если мама не любит больше папу и поэтому уходит от него (или отсылает его прочь), кто знает, может, завтра она точно так же разлюбит и покинет меня...» Какой ребенок не ссорится с мамой, а ведь именно ссоры привели к тому, что родители не любят больше друг друга. Такие раздумья — будь они сознательны или бессознательны — часто становятся причиной «позитивных» изменений зримого поведения ребенка после развода. Он стремится избегать конфликтов, отодвигает свои запросы и вытесняет свою агрессивность, чтобы не оказаться покинутым. Вспомним Петера и Розу.

Один ребенок печален, у другого печаль перекрывается гневом, третьего мучают укоры совести, четвертый просто перестает думать об отце из-за панического страха, что он теперь может потерять и мать. У каждого эмоции выражаются по-своему. Это — печаль, болезненные ощущения, ярость, вина, страх, и все это не только типичные, но и «нормальные» реакции ребенка на развод родителей. И это не просто вероятные, это обязательные реакции — ребенок должен реагировать в одной из этих форм, если он в принципе психически здоров и любит ушедшего от него родителя. Бывает, что реакции остаются полностью скрытыми от окружающих, но это далеко не значит, что ребенок внутренне не реагирует на столь страшное событие, в корне изменившее его жизнь.

Описанные выше чувства относятся к душевному набору каждого ребенка, они представляют собой не только душевное потрясение, но одновременно являются средством борьбы с этим потрясением в целях восстановления душевного равновесия. С одной стороны, они конечно же говорят о большом душевном страдании, с другой — сами по себе они еще не представляют собой угрозы существованию. Печаль помогает ребенку примириться с пережитой потерей, и печаль — если это не депрессия — позволяет себя утешить. Грустный ребенок вызывает у окружающих потребность сделать для него что-то доброе. И если он вновь убеждается в том, что по-прежнему много значит как для мамы, так и для папы, то печаль постепенно уходит. Ярость появляется только тогда, когда бывает пережито большое разочарование, а его мы испытываем лишь по отношению к тем, кого любим и от кого ждем любви. Ярость в психологическом смысле означает борьбу против «злой» части любимого человека за восстановление «хороших» с ним отношений. Она содержит в себе момент катарсиса — просветления, очищения. К тому же, она является сигналом, сообщающим, что ребенку требуется помощь в восстановлении его веры в любовь. Но все это — при условии, что мы научимся не пугаться проявлений детской агрессивности.