Эдуард Веркин - Книга советов по выживанию в школе

Так вот урок. Кабинет похож на игрушку — уже пятнадцать лет Василиса Валентиновна не делала в нем ремонт, потому что что-то сломать в кабинете Василисы Валентиновны…

Лучше сломать себе шею. Сразу броситься под поезд. Человек, осмелившийся написать что-то на парте, может легко вылететь из школы — директор перед Василисой Валентиновной прыгает на задних лапках, у нее ведь такие связи в гороно! Один тип осмелился войти в класс Лимбоцкой без сменной обуви — и весь последующий год он мог входить в этот кабинет только босиком.

Парты у Василисы Валентиновны привинчены к полу. Чтобы не двигали!

Ну, так вот. Урок русского. Тишина. Слышно, как течет по трубам вода, слышно, как в кабинете английского ребята повторяют хором алфавит. Василиса Валентиновна объясняет что-то про деепричастия.

И вдруг случается ужасное — я вижу, как моя ручка начинает медленно катиться по столу к обрыву. Все происходит как в замедленной съемке — я пытаюсь ручку поймать, но бесполезно. Она срывается и падает на пол.

Раздается грохот, от которого вздрагивает земля. Портреты классиков на стенах осуждающе раскачиваются. Василиса Валентиновна поднимает очки и мгновенно обнаруживает источник этого грохота.

«Это чье бревно упало?» — спрашивает она, хотя прекрасно знает чье. Класс замирает.

Как бандерлоги замирали перед страшным Каа.

«Чье бревно упало?» — повторяет Василиса Валентиновна.

Я обреченно поднимаю руку.

Она смотрит на меня так, будто я не просто-напросто уронил ручку, а осквернил храм, посвященный великой богине образования.

«Вон! — вопит Василиса Валентиновна. — Вон пошел!»

Я в полуобморочном состоянии выползаю из кабинета. Вечером у меня начинается грипп, и я пропускаю две недели занятий.

Через две недели я возвращаюсь в класс. Мне страшно. Чтобы инцидент с ручкой не повторился, я крепко привязываю ее к запястью прочным капроновым шнурком.

Забавно, но тем малым, что я знаю в русском языке, я обязан именно Василисе Валентиновне Лимбоцкой.

Так что бывает, что педагог-садист даже полезен. Он, как уже говорилось, хоть что-то может вдолбить в пустые головы. Василиса Валентиновна могла. Попробуй-ка не выучи про деепричастия…

Знания в голове сохраняются более-менее успешно. Про ужас, который врастает в подкорку, разрушает нервную систему и портит картину мира, говорить не хочется.

обычно садист уважает лишь одно.

Силу и независимость.

Только силой и независимостью ты сможешь ему противостоять. Эти типы опасаются умных и сильных. Никакой физкультурник ничего не сделает с тобой, если ты регулярно берешь первые места на городских олимпиадах по математике. И никакой математик ничего не сделает с тобой, если ты будешь брать первые места по плаванию. И в первом, и во втором случае ты будешь исправно получать свои четверки. А если ты будешь тянуть, допустим, на серебряную или золотую медаль, то и пятерки.

Единственный действенный способ борьбы с учителем-садистом — быть в чем-то незаменимым для школьной администрации.

Я не случайно упомянул плавание. В нашей школе учился паренек, которого прочили в юношескую сборную России. И ему на всех, на всех — и на садистов, и не на садистов — было глубоко плевать.

По большому счету садист — самый вредный школьный персонаж. Он отбивает всякую охоту хоть чем-нибудь в школе заниматься. Даже просто ходить в школу, если там есть садист, и то уже внапряг. И ты начинаешь потихонечку прогуливать. Школьные будни становятся похожи на каторгу. А коли еще садист-математик, у которого по четыре, а то и больше уроков в неделю, то вообще вешаться хочется.

Если бы не родители и перспектива лопаты, мастером обращения с которой ты, по их уверениям, станешь, если будешь пропускать уроки, ты бы и вообще бросил это занятие. Учебу эту.

Но лопата — это для мальчиков, а между тем садисты не прочь и к девочкам прицепиться. Не так часто, как к мальчи-

кам, но тоже любят. Особенно если сам садист тоже женщина, что не редкость. Василиса Валентиновна любила, любила как следует полоснуть…

Кстати, еще одно дурное качество садиста. Садист практически всегда воспитывает либо холуев, либо таких же садистов. Все просто.

Есть только один способ справиться с садистом. Способ этот банален и неоднократно упоминается на страницах этой книжки. Хорошо учись. Поскольку ни один стандартный садист не будет докапываться до отличника.

Впрочем.

Садистов в школе мало, мы об этом уже говорили. Садистов немного, гораздо больше в школе «никаких». Эти «никакие» настолько никакие, что их даже изобразить никак нельзя. Мне кажется, что подавляющее большинство преподавателей в школе — случайные люди. Они с таким же успехом могли стать поварами, лесниками, инженерами, военными, но им не повезло, и они стали педагогами. Жизнь так сложилась. И они двинули работать в школу. Раньше мне казалось, что все мои учителя пошли в школу работать, чтобы оправдать свое высокое предназначение. Учителя с большой буквы «У». Потом уже я понял, что девяносто процентов из них оказалось в школе просто так, во многом случайно. А потом я стал думать дальше и пришел к выводу, что если среди всех остальных профессий встречаются бракоделы, то почему бы им не быть и среди педагогов?

Везде все одно и то же.

И учителя — это не небожители, а обычные люди. И они страдают от точно таких же проблем, как все остальные. У них болят зубы, собственные дети-дебилы мотают им нервы…

ПРИМЕР

Не могу не вспомнить чудесный случай, правда, из школы начальной. В первом классе на переменах к нам повадился ходить сын нашей учительницы. Он нас, совсем маленьких, всячески обижал и третировал. Мы терпели. И ждали часа расплаты. Потому что после уроков мать проверяла у сына дневник.

И мы дружно, почти всем классом собирались возле учительского туалета и слушали, как наша классная руководительница порет своего отпрыска ремнем. За плохую успеваемость.

Именно тогда, наверное, я впервые начал осознавать, что учитель — это обычный человек.

А теперь вот представьте, что человеку, у которого еще и сердце не очень лежит к преподавательской деятельности, что вот такому человеку платят крайне небольшую зарплату за крайне нервную работу…