Харвилл Хендрикс - Как добиться желанной любви

Каковы бы ни были причины внутреннего сопротивления выполнению этого упражнения, мой подход всегда одинаков и формулируется так: «Делайте упражнение в точном соответствии с инструкциями. Если у вас появляется смутное чувство тревоги, боритесь с ним. Действуйте по намеченному плану с еще большим усердием. Тревога постепенно исчезнет». Факторы времени и повторяемости возьмут верх, и ваш «старый» мозг приспособится к новой реальности. Человек с низкой самооценкой постепенно станет относиться к себе с большим уважением. «Изоляционист» откроет для себя, что поделиться своими сокровенными мыслями и чувствами не означает поступиться своей независимостью. Страх нового в поведении, в перемене образа жизни — это всего лишь первый шаг на пути к счастью, потом такое поведение станет ассоциироваться с любовью и уверенностью в себе. Предлагаемое мною упражнение может стать полезным руководством для самосовершенствования.

Хотя все мы согласны с тем, что наши партнеры имеют право на собственную точку зрения и у каждого есть своя шкала ценностей, внутренне мы неохотно принимаем эту простую истину. Нам хочется верить в то, что мир выглядит так, как мы его видим. Когда наши партнеры выражают несогласие с нами, у нас всегда возникает соблазн посчитать, что они либо недостаточно информированы, либо имеют искаженное представление о действительности. Иначе почему же они говорят такие глупости.

Некоторые люди особенно непоколебимы в своих оценках. У меня был один клиент по имени Джин. Это был директор преуспевающей корпорации, человек с незаурядными способностями, привыкший блистать своим интеллектом. Жена, мягкая и добросердечная женщина, которую звали Джуди, стала его тенью. На сеансах она садилась немного сзади него и, склонив плечи, сидела, как дисциплинированная школьница на уроке.

На первых сеансах курса терапии моей целью было расшевелить Джуди, чтобы она набралась смелости выражать свою независимую точку зрения в присутствии своего выдающегося мужа (на языке психологов это называется «создание терапевтического баланса»). Обычно, стоило ей произнести лишь несколько фраз, как Джин оборачивался к ней и начинал опровергать все сказанное ею: «Все это неправда! Все на самом деле совсем не так!» И он тут же начинал отстаивать свою позицию. А заканчивал свой монолог Джин всегда одинаково: «Это не просто мое мнение, доктор Хендрикс. Это все так и есть». По его поведению чувствовалось, что право на существование может иметь только его собственное мнение; Джин считал, что только он знает истину в конечной инстанции.

Мне бесполезно было бы убеждать этого моего клиента в узости его воззрений; он в очередной раз перевел бы беседу в полемику, а в этом ему равных не было. Однако на восьмом сеансе курса терапии их брака я предпринял нестандартный ход. В тот день сеанс начался с того, что Джуди рассказала о недавней встрече Джина со своим отцом. Джуди, Джин и его отец обедали в кафе, и во время разговора отец сказал Джину что–то, что задело его самолюбие. Джуди считает, что отец просто высказал незлобное критическое замечание, однако Джин воспринял это как явную попытку обидеть его. «Ты был не прав, — говорила Джуди. — Как тебе такое могло прийти в голову?»

Я прервал их диалог, сказав, что им надо немного отдохнуть, и предложил минут десять послушать музыку. Я включил сонату для виолончели Франка и попросил их запомнить образы, которые эта музыка вызовет в их воображении. Они были несколько удивлены моей просьбой, и я даже заметил, что Джуди начала нетерпеливо ерзать в кресле: «Какая еще музыка — и без нее много всяких проблем». Но Джин был заинтригован моим необычным предложением и поэтому охотно принял его.

Мы прослушали две части сонаты, и я, мучаясь сомнениями, робко спросил, каковы их впечатления о прослушанной музыке.

Первым заговорил Джин. «Какая чудесная пьеса, — сказал он. — Такая лиричная. Особенно мне понравилась партия виолончели в первой части». Он напел несколько тактов из полюбившейся темы, и я был поражен его способностью схватывать мотив и воспринимать его без фальши. Помимо остальных своих выдающихся качеств, он, оказывается, владел еще и хорошим музыкальным слухом. «Мелодия просто восхитительная, — продолжал он. — Мне почему–то вспомнился океан. Чем–то эта соната похожа на музыку Дебюсси. У Франка, может быть, меньше изысканности, но его музыка необыкновенно поэтична, чувствуется французская кровь».

Я повернулся к Джуди и поинтересовался ее мнением.

— Как это ни странно, но я восприняла эту музыку совсем по–другому, — начала она говорить очень тихо, так, что мне пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать. Она вжалась в кресло и явно не хотела слишком умничать. Разве ее слова могли быть значимы после столь подробного комментария ее авторитетного мужа?

— Джуди, скажите все–таки, что вы представляли себе, слушая эту музыку? — настаивал я. — Мне не менее важно узнать ваше мнение.

— Ну, мне показалось, что–то неистовое было в этой музыке, особенно в партии фортепьяно. Все эти аккорды… Мне представились грозовые облака, усиливающийся ветер — все это на фоне темнеющего неба.

— Дорогая, ну как же можно так драматизировать эту музыку? — вмешался Джин, выражаясь, как всегда, наставительным тоном. — Я, когда слушал, чуть не заснул — такая во всем плавность. Тебе просто надо было слушать повнимательнее, и ты бы восприняла все, как я. Это же одна из самых лиричных в истории музыки пьес. Разве не так, доктор Хендрикс?» (Он, как и многие другие люди, всегда изо всех сил старался склонить терапевта на свою сторону.)

— Да, Джин, согласен с вами, — поддержал его я. — Музыка очень нежная, в некоторых местах очень плавная. — Затем, обращаясь к Джуди, я добавил: — Но и вы правы, Джуди. Там действительно были фрагменты, когда чувствовались ярость и драматизм. Я считаю, что вы оба по–своему правы.

Я заметил, что Джин стал нервно постукивать по столу костяшками пальцев.

— У меня есть идея, — сказал я. — Давайте послушаем музыку еще раз, и пусть каждый из вас постарается найти в ней то, что в предыдущий раз нашел другой. Вы, Джин, попробуйте уловить драматизм, а вы, Джуди, — что–то мягкое, лиричное.

Я перемотал пленку, и мы прослушали сонату еще раз. Затем мы вновь обменялись мнениями и выяснилось, что на этот раз они уловили то, что ускользнуло от них вначале. Джин сделал интересное наблюдение. Он сказал, что когда слушал музыку впервые, то целиком был поглощен звуками виолончели. Когда же в следующий раз он стал прислушиваться к партии фортепьяно, то понял, почему их мнения с Джуди так расходились.