Уильям Джемс - Психология

Наиболее обыденным источником ложной памяти являются наши сообщения другим лицам о нашем прошедшем опыте. В таких сообщениях мы стараемся придать подлинным фактам более простой и более интересный характер. Мы говорим, скорее, о том, что могло бы быть нами сказано или сделано, чем о том, что нами сказано или сделано на самом деле. В начале рассказа мы вполне сознаем различие между возможным и действительно бывшим. Но в ходе повествования фикции воображения вытесняют из памяти подлинные факты, водворяются в ней и начинают всецело господствовать. Таков обширный источник ложных судебных показаний. В рассказах о чудесном повествование часто вступает на ложную дорогу, а память следует за ним.

2. Сравнительно с изменениями памяти ненормальные изменения личности представляют собой гораздо более серьезное расстройство. Последние бывают грех родов, по наше знакомство с причинами этих изменений личности столь мало, что всякая классификация в этой области имеет условное значение: 1) умственное помешательство, 2) раздвоение личности, 3) медиумизм.

В безумии часто пункт помешательства относится к прошедшему, причем больной придает ему светлую или темную окраску, смотря по характеру болезни. Но худшим видом изменения личности является извращение чувств и воли в настоящем: здесь память о прошедшем не искажена, но больной начинает думать, что его настоящая личность представляет собой совершенно иного человека. Аналогичное этому факту, но нормальное явление происходит при быстром расширении и волевых, и интеллектуальных свойств характера при наступлении половой зрелости. Патологические явления в этой области настолько любопытны, что их следует рассмотреть подробнее.

Основанием для нашей личности, по словам Рибо, является чувство жизненности. «Оно составляет основу сознания, — говорит Рибо, — потому что всегда налицо, всегда непрерывно действует, не зная ни покоя, ни отдыха, не замирая ни на одно мгновенье и продолжаясь столько же, сколько продолжается сама жизнь, одной из форм которой оно является. Оно служит субстратом той сознающей себя личности, которую образует наша память; оно представляет среду, объединяющую между собой группы наших ассоциаций. Предположим на минуту, что наше тело можно было заменить другим: скелет, мышцы, внутренности, сосуды, кожа — все обновлено, оставлена лишь прежняя нервная система с запечатленными на ней памятью следами минувших опытов. Несомненно, что в таком случае приток массы непривычных органических ощущений вызвал бы в нас сильнейшее умственное расстройство: между сознанием минувших впечатлений, закрепленных памятью в нервной системе, и новой личностью, проявляющей свою деятельность в новом направлении с чрезвычайной интенсивностью, образовалось бы в этом случае непримиримое противоречие.

В чем именно могут заключаться различные изменения телесной чувствительности, создающие подобные противоречия, этого по большей части нормальный человек не в состоянии и представить себе. У одного больного есть вторая личность, повторяющая вслед за ним все его мысли. Другие, к числу которых следует отнести часть величайших исторических личностей, обладают внутри себя «демонами», которые беседуют с ними. Третьим кажется, будто кто-то «приготавливает» для них мысли. Четвертые воображают, что имеют два тела, лежащие в двух различных постелях. Некоторым больным кажется, что они потеряли часть своего тела: зубы, мозг или желудок; другим мерещится, что их тело сделано из дерева, стекла, масла. Иные утверждают, что тело их не существует, оно умерло или что оно есть предмет по отношению к ним совершенно внешний. Порой отдельные части тела теряют связь с осознанием остальных частей и рассматриваются больным как принадлежащие постороннему лицу и движимые враждебной волей. У таких больных иногда правая рука вступает в борьбу с левой как с врагом. Иногда пациент приписывает свои крики другим лицам и выражает при этом соболезнование их несчастному положению».

Литература по психопатологии переполнена рассказами о подобных обманах чувств. Тэн приводит рассказ Крисхабера о страданиях его пациента, рассказ, из которого можно видеть, как далек нормальный жизненный опыт от того душевного состояния, которое может внезапно владеть человеком: «На второй и на третий день болезни наблюдения стали для меня совершенно невозможными на несколько недель; болезнь моя в эго время была слишком мучительна. Только в первых числах января я мог дать себе отчет о переживаемых мною душевных состояниях. Вот мое первое ясное воспоминание; я был один, расстройство зрения уже начинало мучить меня, как вдруг это расстройство приняло несравненно более острый характер. Предметы стали мне казаться малыми, люди и все окружающие объекты — удаленными на громадные расстояния. Я осматривался с ужасом и удивлением: окружающий мир ускользал от меня. В то же время я заметил, что голос мой звучал на далеком от меня расстоянии и казался принадлежащим кому-то другому. Я ударял ногой о землю и ощущал при этом ее сопротивление, но оно казалось мне призрачным — не почва казалась рыхлой, но вес моего тела представлялся мне ничтожным… Казалось, я вовсе не имею веса… Предметы, видимые мною на далеком расстоянии, представлялись мне плоскими.

Когда я заговаривал с кем-нибудь, мой собеседник казался мне фигурой, вырезанной из плоского куска картона Эти ощущения я испытывал около двух лет с перерывами. Мне постоянно казалось, что ноги мои не принадлежат мне. Почти то же и относительно рук. Голова же моя, по-видимому, вовсе не существовала. Мне казалось, что я действую автоматически, подчиняясь внешнему импульсу. Внутри меня было какое-то новое существо наряду со старым, которое не принимало в новом никакого участия. Я отлично помню, как я однажды сказал самому себе, что страдания этого нового существа безразличны для меня. Мои иллюзии никогда не вводили меня в заблуждение, но ум мой утомлялся от непрерывного исправления новых впечатлений, и нередко я прекращал борьбу с призрачным миром, всецело погружаясь в злополучную жизнь моей новой личности. Я ощущал страстное желание увидеть снова мой прежний мир и возвратить себе прежнюю личность. Это желание удержало меня от самоубийства. Я был одной из двух личностей — старой и презирал другую; она была мне ненавистна; это, конечно, было другое лицо, принявшее мою внешность и овладевшее функциями моего организма» («De lʼ Intelligence»).

В случаях, подобных этому, очевидно, «я» остается неизменным: изменяется только личность. Иначе говоря, пациент в настоящем обнимает одной мыслью и прежнюю, и новую личность, поскольку ему не изменяет память. Но внутри области того объективного мира, который при нормальном состоянии ума так легко поддавался признанию и присваивался личностью как ее собственный, возникают при этом странные осложнения. Прошедшее и настоящее, сознаваемые в этом мире, не поддаются объединению. Где моя прежняя личность? Что за новая личность у меня теперь? Тождественны ли они? Или я обладаю двумя самостоятельными личностями? Такие вопросы, сопровождаемые попытками дать на них хоть какой-нибудь удовлетворительный ответ, невольно возникают у пациента в начале его ненормальной жизни.