Мэтью Сайед - Принцип «черного ящика»

Однако другая, более тонкая форма лысенковщины существует в мире и сегодня. Разнообразные идеи и взгляды оберегаются от несогласных, только происходит это вовсе не в тоталитарном государстве. Нет, они оберегаются от несогласных нами самими .

Когнитивный диссонанс не оставляет следов в документах. Не остается бумаг, указывающих на то, что мы перетолковываем неудобные нам факты. Государство не требует этого от нас, угрожая насилием. Идет процесс самообмана . И он может иметь разрушительные последствия, по крайней мере для тех, о ком мы уже рассказывали в четвертой главе: для несправедливо осужденных.

Вернемся к разговору об отмене приговоров по результатам тестов ДНК. Как мы видели, полицейским и обвинителям осознать свою неправоту очень трудно. Чтобы разобраться с этой проблемой, рассмотрим самые показательные неудачи системы уголовного правосудия, по которым можно судить о том, как ее следует реформировать, чтобы ничего подобного впредь не случалось.

Оказывается, начинать нужно с создания системы, чувствительной к недостаткам, присущим человеческой памяти [29] В последние годы ученые вновь заговорили о ламаркизме в связи с достижениями эпигенетики, которая занимается изменениями в организмах, вызванными модификациями экспрессии генов, а не самого генетического кода. Но это не значит, что Лысенко был в чем-либо прав. Сейчас те же самые явления обсуждают, приводя в качестве аргументов эксперименты и научные данные, а не угрозы. И уж определенно это не значит, что основой науки может быть идеология, а не научные доказательства. .

Нил Деграсс Тайсон – известный астрофизик, писатель и популяризатор науки. Его имя часто мелькает в СМИ. Тайсон – обладатель восемнадцати почетных докторских степеней, однажды он был признан самым сексуальным астрофизиком мира. Он также охотно выступает на самые разные темы. Многие выступления Тайсона можно увидеть на сетевом канале YouTube.

Много лет после терактов 11 сентября 2001 г. Тайсон рассказывал одну и ту же историю о Джордже Буше-младшем. Через несколько дней после атаки на башни-близнецы американский президент произнес речь. Тайсон приводил цитату из этой речи: «Наш Бог – это Бог, давший имена звездам» [132].

Для Тайсона эта мысль президента была более чем деструктивной. Астрофизик полагал, что по следам теракта, совершенного исламскими экстремистами, Буш хотел разобщить христиан и мусульман. Утверждение о том, что христиане верят в истинного Бога, потому что именно Он дал имена звездам, оскорбительно.

Вот что говорил об этом сам Тайсон: «Не прошло и недели [после теракта], как Буш произнес речь, в которой попытался отделить “нас” от “них”. И кто же эти “они”? Это мусульманские фундаменталисты… И как он это сделал? Он сказал… “Наш Бог – это Бог, давший имена звездам”».

На этом Тайсон не остановился: Буш не просто нетерпим, он еще и неточен. Далее Тайсон сообщает, что две трети открытых звезд известны нам по арабским именам, потому что их обнаружили астрономы-мусульмане. «Не думаю, что Буш знал об этом, – говорил Тайсон. – Иначе он не сказал бы того, что сказал».

Речь Тайсона была крайне популярной. Она завораживала аудиторию и имела актуальный политический подтекст. Она также обличала Буша как безответственного президента, который использовал трагедию, чтобы в дни скорби разобщить американцев. Оставалась одна маленькая проблема. Когда репортер сайта Federalist стал искать цитату Буша, он не смог ее найти. Он просмотрел все выступления президента на ТВ и пролистал газеты, выходившие после 11 сентября, но цитаты о звездах нигде не было [133].

Журналист связался с Тайсоном, но тот был непреклонен. «Я точно помню, что президент сказал именно эту фразу, – отреагировал астрофизик. – Я сразу же записал ее, чтобы в дальнейшем использовать в каком-нибудь своем выступлении. Странно, что никто не может отыскать эту цитату».

Но как бы усердно журналисты ни искали, найти цитату никто не смог. Единственная речь, которую Буш произнес непосредственно после терактов, существенно отличалась от речи, о которой говорил Тайсон. «Враг Америки – это вовсе не наши многочисленные мусульманские друзья, – сказал тогда президент. – Это и не наши многочисленные арабские друзья. Наш враг – это радикальная сеть террористов и любое правительство, которое их поддерживает». Эта речь была примиряющей; что до звезд, о них Буш не упоминал вовсе.

Лишь позднее журналисты обнаружили речь, в которой Буш действительно упоминал звезды, но эта речь была произнесена не после терактов 11 сентября, а после катастрофы шаттла «Колумбия». Тогда Буш сказал: «Создатель, который дал имена звездам, знает и имена семи душ, по которым мы скорбим сегодня».

Вряд ли нужно говорить о том, что в этом контексте цитата звучит совсем по-другому, а ее интерпретация Тайсоном выставляет астрофизика на посмешище. Президент говорил об утешении и надежде для семей погибших при взрыве «Колумбии» – и совершенно не противопоставлял христианство исламу.

Но Тайсон продолжал упорствовать. Он настаивал на том, что помнит, как Буш говорил о звездах после 11 сентября. Лишь через несколько недель после того, как его попросили найти подтверждение своим словам, астрофизик выпустил опровержение: «Я приношу публичные извинения президенту за то, что поместил его слова в контекст религиозной вражды, в то время как он в поэтической форме говорил о погибших в катастрофе “Колумбии”» [134].

«Звездной» речи, которую Джордж Буш-младший якобы произнес после 11 сентября, никогда не существовало.

Этот случай показателен, поскольку свидетельствует: даже практикующие ученые могут заблуждаться, когда речь заходит о вроде бы незыблемом могуществе памяти. Когда мы вспоминаем о том, что видели нечто, мы словно бы просматриваем видеозапись настоящего, осязаемого, достоверного события. Ощущение такое, что это событие обязано было случиться. И если кто-то сомневается в нашей памяти, нас это, естественно, раздражает.

Тайсон – далеко не первый человек с фиктивными воспоминаниями. Участники одного эксперимента в Шотландии были свято уверены в том, что помнят, как медсестра брала у них образец кожи с мизинца. На самом деле этого не было. Неделей раньше исследователи попросили добровольцев вообразить , что медсестра берет образец их кожи. Впоследствии это воображенное событие каким-то образом трансформировалось в память о событии «реальном». Вероятность того, что доброволец «вспомнит» событие, которое ранее вообразил, в четыре раза больше вероятности, что о том же событии «вспомнит» человек, которого вообразить ничего не просили [135].