Джон Спонг - Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Племенная идентичность, со всеми ее ужасающими последствиями для истории человечества – вовсе не единственное орудие, которые недавно обретшие самосознание люди выработали во имя выживания. Самосознание сделало выживание основной целью, вокруг которой мы организовали всю нашу жизнь, и оно же повлияло на развитие наших племенных религий. Эгоистичная, сосредоточенная на выживании ментальность – универсальное проявление концентрации на себе, которой отмечен наш вид, но, вопреки утверждениям людей религиозных, это отнюдь не следствие падения или некоей врожденной порочности человеческой природы. Скорее, это реальность эволюционной борьбы, где выживает наиболее приспособленный. В самой нашей природе заложено стремление всеми доступными средствами взять верх над другими, победить наших противников и встать выше всех остальных. Вот почему предрассудки в нас так укоренились. Предубеждение во всех его формах – болезнь, которой отмечено каждое человеческое существо. Это способ выживания. Таким образом, в продолжение наших поисков, которые должны привести нас к более полному пониманию человечности, нам следует рассмотреть под микроскопом реальность, связанную с нашими предубеждениями. Подобно трайбализму, предубеждение – еще одна искажающая сила, которая препятствует нам стать совершенными людьми.

Предубеждение работает путем проекции в три этапа. Во-первых, найти жертву. Затем перенести на нее все свои недостатки, пороки и страхи, и реальные, и мнимые. В-третьих, отвергнуть того, на кого перенесли свои чувства. Теперь во всем виноваты не мы, а жертва. Это по вине евреев Царство Божие не пришло во всей полноте, утверждали когда-то христиане, – евреи заслужили их гнев, ибо отвергли весть о спасении и помешали христианской Церкви достичь своей цели и воцариться над миром. На Юг пришла Гражданская война – это вина чернокожих! Великая депрессия – происки коммунистов! Рушатся семьи – это все женщины, хотят себе побольше прав и власти! Распадаются браки – ну гляньте, сколько «гомосеков», это они во всем виноваты!

Любое предубеждение – всегда публичное заявление о недостатках, страхах и обидах тех, кто склонен к предрассудкам. Предубеждение – просто еще один способ получить преимущество в борьбе за выживание. Если нам удастся перенести на другого наши собственные недостатки, выместить на нем ненависть, которую, как кажется, мы питаем к себе самим, тогда мы даем себе право отвергнуть намеченную жертву. В этом и есть чувственная подоплека. Отвержение жертвы раздувает наше чувство собственной значимости, столь важное для людей, чья глубочайшая проблема в том, что либо их жизнь, либо их религия делают их беспомощными и отверженными.

Наши крупнейшие арены для предубеждений: раса, пол, сексуальная ориентация. Мне довелось быть не только свидетелем, но и участником тех революций, что ниспровергли каждое из этих предубеждений. Но теперь я ясно вижу: моя христианская вера с ее вестью о внешнем спасителе беспомощного падшего человечества на самом деле благословляла и оправдывала мое прежнее отношение к каждой из жертв. Опыт, который я получил, когда принял это, привел меня к совершенно новому пониманию того, кто есть Иисус. Теперь я вижу в нем не агрессивное божество, которое, придя нас спасать, лишь подтверждает наше падшее состояние и вынуждает искать все новые и новые жертвы, на которых мы можем выместить свою заниженную самооценку. Я вижу в нем того, кто призывает нас к новой человечности. Спасение – не утверждение нашей греховности, но расширение наших возможностей, позволяющее перейти на новый уровень сознания, далеко превосходящий любое чувство неполноценности.

Начну с расовых предрассудков. Мы уже затронули тему расизма в предыдущей главе о гневе, теперь посмотрим, как их по сей день оправдывает религия. Лучше всего сделать автобиографическое отступление: это предубеждение витало в самом воздухе, которым я дышал с детства. Я рос в сегрегированном мире американского Юга, где уже само по себе существование темнокожего населения, которое намеренно держали в невежестве и бедности, позволяло малообразованным белым вроде моих родных не чувствовать себя низшими существами. Как говорила моя родня: «Мы хоть не негры». (Тогда это слово еще использовалось в приличном обществе.) Люди с темным цветом кожи в тех кругах рассматривались, с одной стороны, как зависимые, по-детски наивные, неумелые и тупые, а с другой – как сильные, плодовитые и сексуально привлекательные. Люди как будто не замечали противоречий в соперничающих страхах и не признавали потребности найти жертву предрассудков, на которой играли оба этих предубеждения. Скорее так темнокожих звали, чтобы оправдать жестокое и бесчеловечное отношение к ним. Ведь если уверить себя, что уроженцы Африки от природы тупы и необучаемы, следующий логический вывод – властям не стоит тратить время, усилия или деньги, пытаясь преодолеть этот врожденный порок в заведомо низших существах. И сегрегированные школы с крайне низким уровнем образования для темнокожих детей казались чем-то правильным, уместным и вполне естественным. Язык переполняли выражения, вбивающие в ум расовый стереотип: черный – значит, глупый. Например, меня в свое время учили проверять, созрел ли арбуз: постучи, и «если будет пустой, как башка негритоса, можно есть». Человек, давший мне этот совет, говорил с такой легкостью, словно не чувствовал, что его слова только подпитывают убийственное предубеждение.

Спасение – не утверждение нашей греховности, но расширение наших возможностей

Во времена моего детства темнокожих часто обвиняли в том, что они зависимы и наивны. Это не только оправдывало отношение к ним как к детям, но и помогало белым почувствовать себя «взрослыми». Чернокожих рабов в Америке все время били, даже в зрелые годы. Им никогда не платили достаточно денег – какая тут независимость? За медный грош им приходилось всегда унижаться перед якобы превосходящими их белыми господами. Со временем борцы за равноправие черных не раз презрительно плевались в сторону «дяди Тома», не задумываясь над тем, что синдром «дяди Тома» просто давал черным выжить. Рабская, льстивая покорность, основная черта «дяди Тома», влекла темнокожих рабов с полей в дома угнетателей, где еда была лучше и где им было легче снискать расположение хозяев и хозяек.

Особо показателен был предрассудок о «ленивых и бестолковых черных». В детстве я не раз слышал расистские заявления, где эти прилагательные стояли рядом. В этих словах я увидел очередную проекцию, когда осознал, что именно белые европейцы звали рабов, которых вывезли из Африки, бестолковыми ленивцами, – и они же везли их в Америку пахать в полях, к чему сами не имели ни способностей, ни желания. Так кто в таком случае бестолковый ленивец? И как успешно темнокожие рабы служили для того, чтобы белые не осознали своих недостатков! Реальный смысл предубеждения, однако, неизменно так или иначе срывается с языка. В моем детстве, когда белому приходилось тяжко работать весь день, он часто бросал расхожую фразу: «Пахал, как ниггер!» Опять же, кто здесь ленив? Кто бестолковый? Предубеждение говорит гораздо больше о низкой самооценке того, кто ему подвержен, чем о самой жертве.