П Сладкопевцев - Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

Историк церковный Созомен, живший в V веке, повествуя в своей «Церковной истории» о начале и развитии подвижнической жизни в Палестине, говорит: «…подражая примерам египтян, подобным образом начала любомудрствовать и Палестина» [2] Созомен . Церковная история. III, 14. . И в другом месте: «…жилищами мужей монашествующих процветала и Палестина, ибо монашество украшалось там частью многими еще из тех, которые перечислены мною при описании царствования Констанциева, частью лицами, под их руководством достигшими высоты добродетелей и для большей славы вступившими в тамошние обители» [3] Созомен . Церковная история. VI, 32. .

Другой церковный историк – Евагрий, схоластик и почетный префект, живший во второй половине VI столетия, так отзывается о палестинских иноках своего и предыдущего времени: «…в монастырях и в так называемых лаврах уставы различны, хотя образ жизни направляется к одной и той же богоугодной цели. В одних отшельники живут сообща, не задерживаясь ничем, тяготеющим к земле, ибо у них нет золота. Но что я говорю о золоте?

У них нет ни собственной одежды, ни собственной пищи, потому что тот плащ или кафтан, в который теперь оделся один, немного спустя надевает другой, так что одежда всех их принадлежит как будто одному и одежда одного – всем. Общий у них и стол, состоящий не из мяс, изящно приправленных, и не из других кушаний, а из одних овощей и зелени, достаточной только для того, чтобы можно было жить. Общие также денно и нощно возносят они к Богу молитвы и так измождают себя, такими смиряют себя трудами, что, кажется, видишь подземных мертвецов, только не в гробах. Часто совершают они и так называемые сверхзаконные подвиги [4] Сверхзаконными называются такие подвиги, которые не предписываются уставом [т. е. законом] иноческой жизни или которые выходят за пределы его предписаний. , по два и по три дня содержа пост. А есть и пятидневники, и даже постятся долее и едва принимают пищу необходимую. Другие же, шествуя путем, противоположным этому, заключаются в своих хижинах поодиночке, а их хижины имеют такую ширину и высоту, что в них нельзя ни прямо стоять, ни свободно склоняться. Это, по слову апостола, жизнь в вертепах и в пропастях земных (см. Евр. 11: 38). Иные из них изливают свои молитвы пред Богом, обитая вместе со зверями в каких-нибудь незаметных расселинах земли. Придуман ими и еще род жизни, превосходящий силу всякого мужества и терпения. Они проникают в сожигаемую солнцем пустыню и, покрывая одни тайные члены своей природы, как мужчины, так и женщины, прочее тело ужасным морозам и знойному воздуху предают нагим и не обращают внимания ни на жар, ни на холод; совсем отвергают также употребляемую людьми пищу и питаются прямо от земли, срывая прозябение, чтобы только жить, и потому называются пасущимися [5] Такие отшельники называются восками; в переводе с греческого это слово значит «пасущиеся». . По временам они становятся зверовидными, то есть изменяют телесный свой образ, да и образ мыслей получают несвойственный людям. Прохожие, увидав их, убегают; а когда кто погонится за ними, они, пользуясь либо быстротою ног, либо недоступным местом земли, тотчас скрываются. Скажу и еще об одном роде жизни, о котором едва было не забыл, хотя он превосходнее всех. Между ними, конечно, весьма немного, но есть и такие, которые через добродетель, достигнув бесстрастия, возвращаются в многолюдные обители или в мир и среди шума, притворяясь помешанными, таким образом попирают тщеславие – по словам мудрого Платона, обыкновенно последнюю снимаемую с души одежду. Любомудрие научило их есть без чувства и в харчевнях, и в мелочных лавках, не стыдясь ни места, ни лица – вообще ничего. Нередко посещают они бани и там бывают и моются большею частью с женщинами, покорив страсти так, что имеют полную власть над своею природою и не склоняются на ее требования ни взглядом, ни прикосновением, ни даже объятиями девы. С мужчинами они – мужчины, с женщинами – женщины и хотят иметь не одну, а обе природы. Кратко сказать, в доблестной и богоносной их жизни добродетель противодействует законам природы и предписывает ей собственные законы, то есть чтобы она не принимала ничего необходимого до сытости. Закон повелевает им алкать и жаждать, а тело покрывать столько, сколько требует необходимость. Житие их на самых точных весах взвешивается так, что по мере восхождения в противоположную сторону тяготение становится неощутимым, хотя оно бывает и весьма различно; ибо так как в них смешаны противоположности, то благодать Божия, соединившая несмесимое, предметы соединения снова разделяет так, что и жизнь и смерть, противоположности по природе и действиям, обитают в них совместно. Отсюда если действует в них страсть, им надобно быть мертвыми и в гробах, а когда пробуждается молитва к Богу, они должны проявлять крепость тела и бодрость сил, хотя бы даже вышли из возраста. Обе жизни их сплетены между собою так, что пусть они вовсе оставили плоть, все продолжают жить и сообщаются с живущими, прилагая к телам пластыри, перенося к Богу глас молящихся и, как в прежней жизни, совершая прочее, что не требует вещей необходимых и не ограничено местом, все продолжают слушать других и со всеми беседовать. Бывают еще у них частые и неутомимые коленопреклонения и многотрудные стояния, тогда как их возраст и произвольная слабость оживотворяются к этому одним желанием. Это какие-то бесплотные борцы и бескровные бойцы, вместо открытых и роскошных обедов содержащие пост и вместо сытных блюд не вкушающие, сколько это возможно, ничего. А когда приходит к ним странник, хотя бы рано поутру, они принимают его с таким радушием и благожеланием, что выдумывают другой род поста – едят нехотя. Удивительное дело! Как много нужно им для достаточного питания себя и сколь малым они довольствуются! Враги своих хотений и своей природы, они служат хотениям ближних, чтобы всеми средствами изгонять удовольствия плоти и чтобы правительницею была душа, всегда избирающая и сохраняющая наилучшее и богоугоднейшее. Блаженны они, следуя и здесь такому роду жизни; но еще блаженнее, когда переселяются отсюда в жизнь другую, которой непрестанно жаждут, и это вожделенное стремятся поскорее увидеть» [6] Евагрий . Церковная история. I, 21. .

В таких же выразительных чертах изображаются жизнь и подвиги иноков лавры преподобного Герасима: «Вступившие в монашество жили [сначала] в монастыре и исполняли в нем обязанности иноческие; а те, которые приучили себя к частым и продолжительным трудам и достигли некоторых степеней совершенства в подвижнической жизни, помещались в кельях. Отшельники так мало заботились о мирских вещах, что не имели ничего, кроме одежды, не имели даже и другой одежды. Постель их была не что иное, как рогожа. В келье находился еще сосудец с водою, которая служила и для питья, и для смачивания пальмовых прутьев. Когда они выходили из кельи, то не затворяли ее, чтобы кто пожелает, мог в келью войти и взять что нужно из маловажных вещей, там находившихся: так они мало привязаны были к мирским вещам. Не дозволялось никому в келье разводить огонь и вкушать вареное. Когда некоторые из пустынников пришли однажды к преподобному Герасиму просить позволения разводить в кельях огонь, греть воду, есть вареное и читать при светильнике, то великий старец сказал им в ответ: “Если вы хотите так жить, то вам гораздо выгоднее быть в монастыре. Но я в продолжение всей жизни моей никак не позволю, чтобы это было у пустынников”. Жители Иерихона, услышав, что жизнь старцев у аввы Герасима так строга и безотрадна, поставили себе за правило в субботу и воскресный день приходить к ним и приносить им какое-либо утешение. Многие из подвижников, узнав, что жители Иерихона приходят к ним с таким намерением, бегали и уклонялись от них» [7] Жизнь и дела святого Евфимия Великого // Христианское чтение. 1824. Ч. 15. С. 89–93. .