Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

– Сегодня сороковой день по голубушке моей, я шла из церкви и вот тебя первого встретила…

Когда я рассказал ей про сон, она удивилась, прослезилась, перекрестилась и сказала:

– Чего не хватит, доплачу, стройте храм высокий, пятиглавый, просторный, с приделом во имя святой мученицы Раисы. (Это имя ее дочери покойной.) Колокола, утварь и облачение пришлю отсюда, а на освящение храма сама приеду.

Не велела никому говорить о своем пожертвовании и своей фамилии не назвала, так я и не узнал, кто она такая; только просила поминать за упокой девицу Раису да молиться о здравии Серафимы…

Слезы радости не сходили с глаз у сборщика во время рассказа. Я радовался со стариком.

Вырастет-выстроится благодаря старому сборщику и неизвестной благодетельнице в далекой северной стороне новый благолепный, пятиглавый, громкозвонный храм на красу и утешение целого края. Гул святого благовеста далеко будет оглашать окрестность и пробуждать в душах сладость молитвы… Пройдут десятки, сотни лет, истлеет прах щедрых жертвовательниц и усердного сборщика, но сохранится новосозданный храм. Каждый раз, как на призывный благовест соберутся в церковь поселяне, понесется к Богу молитва о создателях и благотворителях храма сего, и вечно будет жить под сводами этого храма память о возлюбивших благолепие дома Господня – сборщике-крестьянине, набожной невесте, свое приданое завещавшей на святое дело, и о ее благочестивой матери.

Один престарелый отец потерял единственную, нежно любимую дочь: она внезапно умерла; хотя отец и не роптал на Бога, но ему очень тяжко было переносить свою невозвратную потерю.

С глубокой скорбью поселился он в своем маленьком загородном доме, и единственным его удовольствием было то, что он часто ходил в близлежащий прекрасный сад, принадлежавший соседнему богатому владельцу. Тут ежедневно проводил он по нескольку часов, не видя никого, кроме садовника, потому что хозяин сада по большей части проживал в городе.

Безутешный отец с особенным удовольствием любил сидеть подле великолепного розового куста, на котором был только один-единственный цветок; зато как была хороша эта роза!

Садовник, видя, какое удовольствие доставляет горестному отцу эта роза, обещал ему с особенным усердием ухаживать за ней и никому ее не отдавать, чтобы он мог, сколько возможно, наслаждаться ее красотой и запахом; и бедный отец считал розу не иначе как своей собственностью. Но – увы! В одно время, утром, к удивлению старика, роза исчезла. Ее сорвали.

– Что ты сделал? – сказал он с упреком садовнику. – Не ты ли обещал мне беречь и сохранять цветок?

– Это правда, – отвечал тот грустно, – но что же делать? Господин пожелал сорвать именно ее.

Слова садовника «господин пожелал сорвать именно ее» занимали печального отца целый день и были утешением в его горести и печали. «Моя дочь, – сказал он сам себе, – была также подобна прекрасному цветку, и я думал, что она принадлежит только мне. К чему же роптать? Ведь она принадлежала Богу, и Господь Бог захотел ее взять к Себе… Господь дал, Господь и взял. Буди имя Господне благословенно отныне и до века».

Подарил царь любимой дочери Марии ожерелье. Дорогой был подарок. Ожерелье стоило дороже всех сокровищ на земле. Каждая жемчужина в отдельности была редкой красоты, славилась своим блеском по всему миру и была известна под особым именем. Одну жемчужину называли любовью, другую правдой, третью кротостью, четвертую послушанием, пятую лаской, шестую усердием и так далее.

Нарядится, бывало, Мария, украсится ожерельем: жемчуга горят, переливаются – чудо-девочка, загляденье! Смотреть – сердце радуется. Думаешь: если бы все дети да всегда такими были, такие пригожие да радостные, светлые да приветливые!

Не умела только Мария ценить разумно отцовский подарок. По своему детству не могла еще как следует понять ценность ожерелья. Она не только надевала его в важных случаях, а и шалила с ним; шутя, забавлялась, бросала без призору. Часто нить обрывалась, жемчужинки рассыпались по полу, с трудом потом находили их. Попортились кое-где жемчужинки; на одной случилась царапина, на другой оказалось пятнышко; потускнело ожерелье.

Пришел праздник великий. Пир был у царя. Вырядили девочку, надели ожерелье на шею. Не блестит ожерелье, не переливаются жемчуга. Увидел отец, опечалился:

– Деточка, милая, что это значит? Отчего нет в ожерелье прежней красоты? Не берегла ты мой подарок, вот и испортился он. Впрочем, пока еще исправить горе можно; царапинки загладим, пятнышки счистим, ожерелью вернем прежний блеск: порча пока еще чуть-чуть тронула жемчужинки. Но если ты и дальше так же небрежно будешь относиться к моему подарку, пропадет он совсем. Вместо царапин будут трещины, пятнышки испещрят все жемчужинки, погубится вся красота.

Детки, вы поняли, конечно, притчу: царь – это Бог, царская дочь – наша душа, жемчужины – наши добродетели, пятна – наши недостатки. На жемчужине, что правдой называется, по нашему недосмотру заводятся ложь, хитрость, лукавство; на любви – зависть, важничанье, гордость; на кротости и послушании – грубость, резкость в словах, резкость и в делах. Так и погибает всё ожерелье. Чаще, дети, пересматривайте отдельные жемчужинки: все ли в исправности, нет ли где пятен?

Преподобная Макрина [40] См. рассказ «Святая Макрина» на с. 40 наст. изд. , отказавшись от замужества, нашла себе дело: она устремила свою деятельность на попечение о счастье и спокойствии семьи своей. Когда отец ее умер, а у матери после его смерти родился сын Петр, Сам Бог указал ей, что делать. Этого маленького брата она взяла совершенно на свое попечение: она ходила за ним во время его детства, потом выучила читать и занималась его образованием до его юношеского возраста. Но это не мешало ей исполнять и другие домашние дела; не было работы, которую бы она сочла слишком трудной и унизительной для себя; она трудилась, как последняя из служанок, правила домашним хозяйством, утешала вдовицу-мать, наставляла братьев и сестер и была для них второй, нежной и заботливой, матерью. Возвратился из Афин окончивший там курс учения брат ее Василий, и представилось ей, что он несколько гордится своими познаниями. Святая Макрина прямо заметила ему, что получившему высокое образование нужно быть как можно смиреннее и стараться употребить его во славу Божию. Брат принял слова ее к сердцу и изменился. Когда воспитание детей было окончено, братья избрали себе звание, а сестры вышли замуж, то Макрина умолила мать удалиться с ней от мира. И вот поселились они в прекрасном и уединенном месте, близ реки. Недалеко от них было пустынное жилище брата Василия. С Эмилией и Макриной поселились еще несколько благочестивых жен и некоторые служанки их. Они вели жизнь тихую, преданную молитве, всё у них было общее, все трудились вместе, изучали Священное Писание и жили в любви и согласии, повинуясь избранной ими начальнице. Достигнув старости, мать Эмилия умерла. Прошло девять лет, умер и брат Василий Великий, краса Православной Церкви. Остался другой брат, Григорий, епископ Нисский. Он долгое время был в изгнании по проискам еретиков-ариан, а когда возвратился в Отечество, то первым долгом пожелал повидаться с сестрой своей Макриной. Но он застал ее уже больной. Он вошел в ее келию и увидел ее лежащей на полу, покрытую ветхим рубищем. Она очень обрадовалась, увидев брата, поцеловала его и благодарила Бога за ниспосланное ей утешение. Вспомнили они о брате Василии умершем, и при имени его Григорий не мог удержаться от слез. Макрина имела силу утешать брата и долго говорила с ним о благости Божией, о цели жизни человека на земле, о блаженной вечности, ожидающей всех любящих Господа. Григорий чувствовал нужду в отдыхе и пошел в сад. Через некоторое время Макрина снова позвала его и новую начала с ним беседу. Полная радости духовной, она припоминала благодеяния, явленные Богом всему их семейству, и славила и благодарила Бога. «Как от некоего источника, текла благодать от уст ее, – говорит Григорий, – и весь ум ее был на небесах. Я с наслаждением слушал ее». Но всё это было накануне смерти Макрины. На другой день она имела еще силы для беседы с братом и его окружающими, потом погрузилась в молитву и скончалась. Перед смертью она запечатлела очи и сердце брата крестным знамением, вручила ему в наследство частицу Животворящего Древа и крест, который носила на шее. Казалось, что она заснула, – так тиха и безмятежна была ее смерть; лицо ее сияло небесной радостью и красотой необычайной. Инокини громко рыдали, потому что любили ее, как мать. После ее смерти остались только острая власяница, вся в заплатах ряса и ветхая мантия. Она всё раздавала бедным. При великом стечении народа похоронили тело Макрины, так горячо любившей Господа и всю жизнь служившей Ему одному.