Серен Кьеркегор - Беседы и размышления

Об этом говорит прочитанное сегодня слово. «Мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших», – то есть имеем Такого, Который может сострадать нам в наших немощах; и далее: мы имеем такого Первосвященника, «Который, подобно нам, искушен во всем». Это как раз необходимое условие для того, чтобы мочь понастоящему сострадать, – ведь если сострадающий не искушен в тех же вещах, что и тот, кому он сострадает, то его сострадание есть непонимание – непонимание, которое, как правило, в большей или меньшей мере тяготит и ранит страдающего, – а потому, сострадая, нужно быть искушенным подобно тому, кому ты сострадаешь. Когда это так, тогда становится возможным во всем поставить себя на место страдающего; и если некто искушен абсолютно во всем, то он может поставить себя на место всякого, кто страдает. Мы имеем такого Первосвященника, Который может сострадать. И то, что Он действительно способен сострадать, ты видишь как раз из того, что именно из сострадания Он стал искушен во всем подобно нам: ведь именно сострадание побудило Его прийти в мир; и опять же, из сострадания и для того, чтобы быть способным поистине сострадать, Он, по Своему свободному решению, стал искушен во всем подобно нам, – Он, Кто может во всем поставить Себя и Кто во всем ставит Себя на твое, мое, наше место.

Вот о чем мы хотели бы сказать в отведенное нам краткое время.

Христос во всем поставил Себя на твое место. Он был Богом и стал человеком – так Он поставил Себя на твое место. Это и есть то, чего так желает истинное сострадание, – оно желает во всем поставить себя на место страдающего, чтобы суметь по-настоящему утешить. Но вместе с тем это то, на что не способно человеческое сострадание; только Божественное сострадание способно на это – и Бог стал человеком. Он стал человеком; и Он стал тем Человеком, Который больше всех, безусловно больше всех страдал; никогда не рождался, никогда не родится и не может родиться человек, страдания которого превзошли бы Его страдания. О, какая в этом гарантия Его сострадания и какое сострадание нужно иметь, чтобы дать такую гарантию! Сострадательно раскрывает Он Свои объятия для всех страждущих; придите, – говорит Он, – все труждающиеся и обремененные; придите ко Мне, – говорит Он: и Он ручается за то, что говорит, ведь Он, – приглашающий взять на себя Его иго и научиться от Него кротости и смирению, – Он безусловно больше всех страдал. Для человеческого сострадания немалой является уже готовность страдать вместе с страдающим почти так же сильно, как он; но из сострадания, желая гарантировать страдающему утешение, страдать бесконечно больше, чем он, – какое сострадание! Ведь человеческое сострадание так легко отступается от страдающего, и сострадающий, выражая соболезнование, сам уходит в тихую гавань; а если он и отважится на то, чтобы разделить отчасти участь страдающего, то все же едва ли пойдет в этом до конца, едва ли решится в полной мере претерпеть то, что терпит страдающий, но какое сострадание – претерпеть еще больше, чем он! Ты, страдающий, чего ты требуешь? Ты требуешь, чтобы сострадающий во всем поставил себя на твое место: а Он, Сострадающий, Он не просто во всем ставит Себя на твое место, Он приходит для того, чтобы пострадать бесконечно больше, чем ты! О, страдающему, быть может, порой приходится – с горечью, с чувством, что его предали, – видеть, что сострадающий держится на шаг позади него, не спеша разделить его страдание, но здесь, здесь Он сострадательно предваряет твое страдание Своим – бесконечно большим твоего!

Он поставил Себя, Он может во всем поставить Себя на твое место, страдающий, как бы ты ни страдал. – Тяготит ли тебя временное или земное беспокойство, нищета, забота о пропитании и все, что с этим связано: Он тоже страдал от голода и жажды, страдал как раз в самые трудные мгновения Своей жизни, будучи в то же время и в духовном борении, – в пустыне и на кресте; да и на каждый день у Него было средств не больше, чем есть у полевой лилии и птицы небесной – ведь столько есть и у самого бедного! И Он, рожденный в хлеву, обернутый в тряпье, положенный в ясли, Он всю жизнь не имел где главу приклонить, – тот кров, какой был у Него, имеет и самый бедный! Не должен ли Он потому быть способен во всем поставить Себя на твое место и понять тебя?! – Или возьмем сердечную скорбь: у Него тоже были друзья, вернее, Он думал, что они у Него есть; но наступил решающий момент, и все они Его оставили, а двое – хуже того: один Его предал, еще же один отрекся от Него! У Него тоже были друзья, вернее, Он думал, что они у Него есть, – друзья, которые так прилепились к Нему, что спорили между собой о том, кто из них займет место справа и слева от Него; но наступил решающий момент, и Он вместо того, чтобы взойти на трон, был вознесен на кресте: и тогда два разбойника против своей воли заняли оказавшиеся свободными место справа и место слева от Него! Разве не думаешь ты, что Он может во всем поставить Себя на твое место?! – Или если ты скорбишь о злобе мира сего, которая противоборствует тебе и всему доброму и от которой тебе приходится страдать, даже когда совершенно очевидно, что поистине именно ты здесь тот, кто хочет добра и истины: о, в этом отношении ты, человек, да не дерзнешь сравнить себя с Ним, ты, грешник, да не дерзнешь сравнить себя с Ним, Святым, Который первым претерпел эти страдания, – так что ты самое большее можешь последовать Ему в страдании, – и вечно святятся Его страдания, а значит – и твои, если, конечно, ты в страдании последовал Ему – Ему, Кто стал презираем, преследуем, заушаем, осмеян, оплеван, бит, хулим, мучим, распят, оставлен Богом – распятый под всеобщее ликование: что бы ты ни претерпел и как бы ты ни страдал, разве не думаешь ты, что Он может во всем поставить Себя на твое место?! – Или если ты печалишься о грехе мира сего и о его безбожии, печалишься о том, что мир лежит во зле, о том, сколь низко пал человек, о том, что добром стало золото, что прав тот, кто сильнее, что истина – это мнение большинства, что только ложь имеет успех и только зло побеждает, что только себялюбие любимо и только посредственность получает благословение, что только изворотливость в цене, только половинчатость хвалима и только низость приносит удачу: о, в этом отношении ты, человек, да не дерзнешь сравнить свою печаль с той печалью, которая была у – Спасителя мира! Разве Он не способен во всем поставить Себя на твое место?! – И так в отношении любого страдания.

И потому ты, страдающий, как бы ты ни страдал, не думай, отчаиваясь среди страданий, будто никто, и даже Он, не может тебя понять; и, страдая, не кричи в нетерпении, что страдания твои столь ужасны, что даже Он не способен в полной мере поставить Себя на твое место: не дерзай на эту неправду, подумай, что Он безусловно, вне всякого сравнения, безусловно пострадал больше всех. Ибо если ты хочешь знать, как определить, кто больше всех страдал, позволь, я расскажу тебе это. Не скрытый крик безмолвного отчаяния и не то, что пугает других, громкость крика, служат здесь критерием, но нечто противоположное им. Самым страдающим, безусловно, является тот, о ком – притом что он страдает – поистине известно, что он не имеет абсолютно никакого другого утешения, кроме того, чтобы самому утешать других; ведь это и только это есть истинное выражение того, что поистине никто не может поставить себя на его место, равно как выражение того, что истина пребывает в нем. И таков как раз Он, Господь Иисус Христос; страдая, Он не был тем, кто ищет утешения у других, еще в меньшей мере Он находил его у других, и еще в меньшей мере Он сетовал на то, что не находит его у других, – нет, страдая, Он был как раз Тем, Чьим единственным утешением, Чьим безусловно единственным утешением было утешать других. Посмотри, здесь перед тобой самое высокое страдание, а также предел страдания, где все обращается в свою противоположность; ведь Он, именно Он – «Утешитель». Ты сетуешь на то, что никто не может поставить себя на твое место; тебе, день и ночь занятому этой мыслью, быть может, никогда не приходило на ум, что ты должен утешать других: а ведь Он, «Утешитель», Он – Единственный, для Кого поистине верно, что никто не может поставить себя на Его место – и Кто мог бы с полным правом сетовать на это! – Он, Утешитель, на место Которого никто не мог бы поставить себя, Он может во всем поставить Себя на твое место и на место всякого, кто страдает. Ты думаешь, будто никто не может поставить себя на твое место, – что же, докажи это: тогда тебе останется лишь одно – стать тем, кто утешает других. Это единственное доказательство, неопровержимо свидетельствующее о том, что поистине никто не может поставить себя на твое место. Если же ты говоришь, что никто не может поставить себя на твое место, ты тем самым противоречишь сам себе: если бы то, о чем ты говоришь, было верно, ты бы молчал. Но даже если ты и молчишь, но при этом твое молчание не подвигает тебя утешать других, ты рискуешь впасть в то же самое противоречие, полагая, будто никто не может поставить себя на твое место: ты ведь будешь просто сидеть тогда в тихом отчаянии, вновь и вновь одолеваемый мыслью о том, будто никто не может поставить себя на твое место, то есть ты можешь в любой момент начать вслух или молча твердить эту мысль, то есть начать точно так же противоречить сам себе, а значит, мысль эта шатка и не вполне верна. Как бы то ни было, все же поистине нет и не может быть такого человека, на место которого никто, абсолютно никто не мог бы поставить себя: ведь как раз Он, Господь Иисус Христос, на место Которого никто не может поставить себя ни во всем, ни хотя бы в чем-то, – как раз Он может во всем поставить Себя на твое место.