Чарльз Уильямс - Колдовство

Но на самом деле истцы не обвиняли Апулея в таком огромном могуществе. Их жалобы и доказательства строились на мелочах. Так они объявили, что Апулей приобрел странную рыбу для своих заклинаний. В отместку Апулей тут же заявил, что рыбу в качестве ценного магического атрибута не упоминает ни один магический авторитет. Второе обвинение состояло в том, что он якобы околдовал некоего мальчика и мальчик этот сошел с ума. Это было действительно опасное обвинение. Апулей готов был отвечать за свои действия, но никак не за божественный промысел. «Впрочем, я верю Платону, что существуют какие-то божественные силы, стоящие по своей природе и положению между богами и людьми, и что они управляют всеми прорицаниями и чудесами магов. Почему же невозможно, размышляю я, чтобы человеческая душа, а в особенности – простая душа ребенка, то ли в ответ на какие-то стихи, то ли под воздействием опьяняющих запахов, погрузилась в сон, испытала полное отчуждение от всего окружающего и забыла о нем; чтобы, утрачивая на короткое время память о собственном теле, она вновь обрела свою исконную природу, которая, разумеется, бессмертна и божественна, и в таком состоянии, как бы в некоем сне, предсказывала будущее…». «Но эта самая магия, насколько мне известно, – занятие, порученное бдительности законов и уже издавна запрещенное XII таблицами из-за ее таинственной власти над урожаем. Стало быть, она не только отвратительна и ужасна, но и безусловно сохраняется в тайне; при занятиях ею обычно бодрствуют по ночам, прячут ее во мраке, она избегает свидетелей, а заклинания произносятся шепотом. И это при ней, по мнению моих обвинителей, позволено было присутствовать пятнадцати рабам? Не только что рабы, но даже из свободных очень немногие допускаются к участию в ней».

По другому обвинению доказательства сводились к тому, что в одной из комнат стены почернели от сажи и сожженных перьев птиц, принесенных в жертву в ходе ночных священнодействий. «Говорят также, будто я велел сделать какую-то статуэтку, изготовив ее, по их словам, для преступных занятий магией, тайным образом и из крайне редкого дерева. И хотя по внешности это — безобразный и страшный скелет, я, как они говорят, отношусь к нему с большим почтением и называю его греческим словом βασιλεΰς, царь».

По всем этим пунктам Апулей не испытывал особых трудностей в доказательствах своей невиновности. Обвинения были ложными и фальшивыми. Но это были обвинения, представленные суду в одном из главных городов Империи, и разбирать их предстояло проконсулу Клавдию Максиму, назначенному на должность императором Антонином Пием. Поэтому суду надлежало рассматривать все, даже невероятные обвинения. Итак, Апулея обвинили в том, что он с помощью магии склонил Пудентиллу не только выйти за него замуж, но и передать ему собственность. В аналогичных случаях в английском судопроизводстве в отношении завещаний применяется формула «неподобающее воздействие». Разница между «неподобающим» и «магическим» – это всего лишь разница между двумя видами воображения.

Именно в такой интеллектуальной атмосфере происходило становление молодой Церкви; это были слова, которые она слышала, и хотя глаза ее были устремлены на ее собственного Божественного Героя, окружали ее церемониальные посвящения, магическая мысль как высокое искусство, а еще магия, как тайный и отвратительный ритуал ради общения с другими божествами посредством жертвоприношений и варварских песнопений. Апулей, по его собственным словам, был скромным учеником искусства, известного Зороастру и Платону, «способа общения», связывавшего людей с божественным миром. Его враги вели себя вполне естественно: подкупали рыбаков, чтобы подбросить ему рыбу для заклинаний, или устраивали в его собственной комнате капище для молитв какому-то неведомому базилевсу. Да, таков был в те времена Рим.

Но была другая традиция, о которой Церковь, конечно, знала. Язычники, к которым пришли апостольские миссионеры, тоже умели гадать и владели магией. Евреи помнили собственные заветы. Закон содержит Божественное повеление: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исход XXII. 18), и последователи Закона осуждали тех, кто обращался к волхвам, верил предзнаменованиям, советовался с прорицателями, вопрошал мертвых. Проклятия адресовались, главным образом, двум категориям – прорицателям и злоумышленникам, но под злом здесь подразумеваются, прежде всего, сверхъестественные средства. Пророки Господа были посланы Им одним; в остальном – «да не будет у тебя других богов пред лицем Моим... не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой» (Исход, ХХ.3-5).

Тогда, в этой старой еврейской традиции еще не было четко сформулированных представлений о дьяволе. Видимо, неверно говорить, что в еврейскую традицию зло пришло поздно, но метафизическое определение запоздало, миф опоздал. Существовали гадатели и волшебники; мир, из которого евреи выбрались с таким трудом, был полон мифами. Так было в Египте, Ассирии и Риме. Но духовный мир, наполненный всем этим, был изучен слабо. Канонические книги Ветхого Завета практически не говорят о зле; дьявол нигде не упоминается прямо, и даже в истории об Аэндорской волшебнице (I Царств. XXVIII), явной некромантке, дьявол не присутствует. Упоминание в книге Иова (Иов, I, 6) уникально, к тому же никакого духовного злодеяния там не происходит. Самый ранний миф о происхождении зла и о падших ангелах излагается в Книге Бытия (VI.4). Преподобный Н. П. Уильямс говорил, что «всеобщая греховность, которой оказалось заражено человечество, вытекает из темной мутной реки, берущей начало из единого источника, а именно из нечестивых союзов ангелов и человеческих существ, плодом которых стала совокупность из смертных и бессмертных сущностей». 9

«... сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали [их] себе в жены, какую кто избрал». Именно здесь, а не в рассказе об Адаме и Еве, описано грехопадение сексуального характера, и в этом ужас идеи совокупления ангельских существ и человека, в результате чего возник новый способ существования. Смысл ангела в том, что он не человек, и в этом смысле ни один человек никогда не мог и не может быть ангелом, поскольку весь смысл Христа заключался в том, что Он был человеком. Союз небесного ангела и земной женщины был оскорбителен для ангельской сущности. У других народов могут быть легенды о богах и богинях, любивших смертных, но сами-то олимпийцы, если не понимать их как абстракции, были людьми. С нашей точки зрения или с точки зрения скептиков абсурдно или аморально представлять себе богов, действующих таким образом, но в первую очередь это невозможно. Однако это все же случилось. Небесные существа, постоянно лицезревшие Трон Господень, имели глаза и чувства. Однажды они взглянули в другую сторону и снизошли. Из этого таинства возникли великаны, которые «пожрали человечество»; и из этой же тайны возникли оккультные знания, искусства и ремесла. Секреты изготовления оружия и доспехов, магии и гадания перешли в ведение человека.