Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

И в других странах самые скандальные сцены романа обычно в первое издание не попадали – так случилось, в частности, в Германии и США. Так же случилось и во Франции, так как первоначально текст романа печатался в консервативной газете «Echo de Paris».

Итог такому организованному изданию романа подвела в начале января 1900 г. газета «Россия», которая сообщала о том, что «роман Л. Н. Толстого читали разом, вместо десятков тысяч, сотни тысяч людей. Он проникал в массы небогатых читателей, до которых нередко вести о выдающихся явлениях литературы доходят из вторых рук» [474]. Тиражи романа были так велики, что с марта 1899 г., когда роман был впервые (с большими купюрами) издан, до января 1900 г. это произведение прочитали действительно сотни тысяч людей во всем мире [475].

Читающая Россия – во всяком случае, та ее часть, которой были доступны зарубежные издания романа, – была потрясена небывалым глумлением над православной верой и действительно узнала в чиновнике Топорове обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева. При этом анализ рукописей показывает, что кощунства Толстого в черновых вариантах романа были еще грубее [476].

Отклики на это произведение показывают, что зарубежным читателям в первую очередь был близок его антигосударственный пафос, стремление показать тяжелую жизнь тех, кто вынужден своим трудом зарабатывать на хлеб. Но интересно, что резкая антицерковная направленность романа оказалась неприемлемой даже для лиц, которые считали себя единомышленниками Л. Н. Толстого и не имели никаких симпатий по отношению к православию. Здесь можно назвать французского литератора и ученого Ш. Саломона, английского квакера Джона Беллоуза и других [477].

Показательно, что наибольшее сопротивление идеи Л. Н. Толстого нашли в Германии, где дело дошло даже до судебного разбирательства. В начале XX в. публицистические и религиозно-философские работы Толстого неоднократно запрещались, а в 1902 г. в лейпцигском суде разбиралось дело Р. Левенфельда, переводчика произведений Толстого на немецкий язык, и книгоиздателя Дидерикса, которые издали в Германии сборник «Смысл жизни», рассматривавшийся как оскорбление Протестантской и Католической Церквей. Сборник был запрещен, а издатели были привлечены к ответственности «за богохульство» [478].

До момента выхода в свет романа «Воскресение» Русская Церковь (не говоря уже о русском государстве) проявляла по отношению к Л. Толстому большую терпимость, можно даже сказать – попустительство. Несмотря на его критику церковного учения и духовенства, которая к концу XIX века, особенно после истории с духоборами и высылки в Англию В. Г. Черткова, приобрела агрессивный и ожесточенный характер, в адрес писателя не было сказано официально ни одного критического слова. Толстого могли критиковать в проповедях, в богословских сочинениях, в публицистических статьях, но, подчеркиваю, официально его учение не подвергалось какому-либо церковному осуждению.

Теперь ситуация принципиально менялась. Лев Толстой позволил себе открытое кощунство, и с ним ознакомились, повторю, сотни тысяч людей по всему миру. В то же время в своих произведениях Толстой постоянно подчеркивал, что является человеком религиозным и христианином. Даже в наше время, в эпоху, когда в головах и сердцах людей перепутано абсолютно все, такое странное несоответствие потребовало бы разъяснений. Но в начале XX века дело обстояло еще сложнее. Конечно, можно было быть христианином и не быть православным христианином – например, принадлежать к одной из многочисленных сект, распространившихся по Руси. Но никто из русских сектантов никогда не мог бы позволить себе подобных выпадов в адрес православия, выпадов, связанных с самой большой святыней – Евхаристией. Ведь подобное кощунство могло вызвать для его автора самые серьезные последствия, вплоть до уголовного наказания.

Позволить себе нечто подобное мог только граф Л. Толстой. Применять по отношению к нему, самому известному русскому человеку начала XX века, кумиру миллионов читателей по всему миру, подобную норму – уголовное преследование – было бы смешно, это вызвало бы, пожалуй, международный скандал, и писатель это прекрасно знал.

Русская Церковь оказалась перед очень непростой задачей. Еще раз напомню читателю, что в начале XX века Церковь уже 200 лет существовала без патриарха. Последний русский патриарх Адриан умер в 1700 г., а нового царь Петр I решил не ставить. В результате с 1721 г. в церковной жизни возник новый орган высшего церковного управления – Святейший Синод, который был полностью подконтролен императору, а функцию исполнителя этого контроля в конкретных случаях осуществлял светский чиновник – обер-прокурор Синода. К 1900 г. эту должность уже 20 лет занимал знакомый нам К. П. Победоносцев. Эта ситуация изменилась только в новую историческую эпоху, когда на Поместном Соборе 1917–1918 гг. патриаршество было восстановлено.

Прежде чем перейти конкретно к анализу обстоятельств, приведших к появлению синодального определения об отпадении Л. Н. Толстого от Церкви, следует сказать несколько слов по поводу известного утверждения некоторых историков о тотальном якобы всесилии К. П. Победоносцева в Синоде, которое и позволило ему отомстить Толстому за все двадцать лет их противостояния, и в особенности за гротескный образ Топорова в романе «Воскресение». Смысл подобных заявлений заключается в том, чтобы доказать, что Победоносцев имел реальную возможность подготовить отлучение Л. Н. Толстого от Церкви не только без ведома членов Св. Синода, но чуть ли не без ведома самого императора.

Однако в действительности дело обстояло совершенно по-иному. В своем исследовании С. И. Алексеева показывает, что подавляющее большинство решений обер-прокурора Синода нуждалось в санкции синодального присутствия, причем это ограничение касалось даже вопросов назначения на второстепенные должности, например помощников наблюдателей в церковно-приходских школах, что давало право К. П. Победоносцеву утверждать, что юридически он не имеет никакой власти в своем собственном ведомстве, а с начала 1890-х гг., по мнению исследовательницы, которое подтверждается материалами личной переписки обер-прокурора, К. П. Победоносцев вообще начинает утрачивать свое положение в Синоде [479].

Этот вывод можно проиллюстрировать фрагментами переписки К. Н. Победоносцева с П. А. Тверским. Обер-прокурор указывает, в частности, по поводу истории духоборов, что она приняла столь острый характер только потому, что «за грехи и ошибки администрации по делам сектантским привыкли все ставить в ответ меня и церковное управление и все валить на мою голову. Напрасно: если бы в духоборческом деле не напутала администрация, без участия и ведома церковных властей – не было бы всей этой путаницы <���…> Если бы делами сектантов не заведовало министерство внутренних дел, не знающее характера и существа сект, – дело мало-помалу обделывалось бы церковными средствами» [480].