Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Обдуманные намерения писателя подтверждает и врач Д. П. Маковицкий. Он свидетельствует, что Л. Н. Толстой заранее решил ехать в Оптину и Шамордино, уже по дороге в вагоне и у ямщика спрашивал, какие старцы есть в Оптиной, и заявил Маковицкому, что пойдет к ним.

Похоже, правда, что это намерение тщательно скрывалось от всех, в том числе в первый момент – и от Черткова. Действительно, при появлении в Шамордино А. П. Сергеенко, секретаря и ближайшего помощника В. Г. Черткова, Толстой заявил, что к старцам не пойдет. Позже Толстой уточнил, что сам не пойдет к старцам, если они его не позовут [619]. Подтверждает эти сведения в своих воспоминаниях и В. М. Феокритова [620], подруга А. Л. Толстой, выполнявшая обязанности секретаря Софьи Андреевны.

В этих колебаниях и противоречивых указаниях видна борьба надежды и страха – за десять дней до смерти, как и в продолжение всей жизни, Л. Н. Толстой искал ответы на мучившие его вопросы именно в Оптиной пустыни. Правда, это желание еще не было покаянием в церковном смысле: при первом же появлении посланников Черткова писатель проявил малодушие.

«У Льва Николаевича было сильное желание побеседовать со старцами. Вторую прогулку (Лев Николаевич утром по два раза никогда не гулял) я объясняю намерением посетить их <���…> По-моему, Лев Николаевич желал видеть отшельников-старцев не как священников, а как отшельников, поговорить с ними о Боге, о душе, об отшельничестве, и посмотреть их жизнь, и узнать условия, на каких можно жить при монастыре. И если можно – подумать, где ему дальше жить. О каком-нибудь поиске выхода из своего положения отлученного от Церкви, как предполагали церковники, не могло быть и речи».

Мы не знаем, о чем Толстой беседовал со старцем Иосифом (Литовкиным) 14 лет назад, в далеком 1896 г. Но все, что мы знаем о старце Иосифе, ученике и ближайшем келейнике преподобного Амвросия, о его великом смирении и простоте, неземной доброте, которая отражалась в неизменно кроткой улыбке, говорит о том, что такой человек просто не мог не понравиться Толстому, очень чуткому ко всему, в чем проявлялась человечность и простая мудрость . В последние дни своей земной жизни Л. Н. Толстой сделал выбор в пользу тех людей, которые несли в себе эту человечность и которым он доверял больше всего на свете.

В первую очередь, это родная сестра, М. Н. Толстая. Можно сколько угодно размышлять над вопросом, который задавал В. Ф. Ходасевич: «Хотел ли он с ней говорить как с сестрой или как с монахиней?» [621], – но очевидно, что в эти трагические, роковые дни, часы и минуты писатель искал поддержки от тех, кому верил. Та оптинская закваска, которую писатель получил в молодости, все-таки бродила в нем: в последние дни он искал духовной поддержки там, где мог ее найти и всегда находил, где жили старцы, где его никогда не отвергали.

Не буду в очередной раз останавливаться на обстоятельствах краткого пребывания писателя в Оптиной пустыни, они описаны много раз чуть ли не по минутам. Писатель разместился в паломнической гостинице Оптиной пустыни, где его узнали, и совершил прогулку до скита, в котором в этот момент проживал старец Иосиф. Но, стоя у порога двери в скит, Толстой так и не нашел в себе сил переступить его. Встреча со старцами не состоялась. Может быть, это была самая трагическая не-встреча в жизни писателя.

После посещения Оптиной пустыни Толстой направляется в Шамордино, где в это время и проживала родная сестра, М. Н. Толстая – в тот момент самый близкий и дорогой ему человек. Встреча Л. Н. Толстого с сестрой описана по косвенным источникам в различных публикациях. Большой интерес представляет свидетельство очевидца, дочери М. Н. Толстой Е. В. Оболенской, которая прибыла в Шамордино накануне приезда туда самого писателя, 29 октября днем [622]. Другой важный источник – письмо неизвестного автора, хранящееся в ГМТ и написанное, что следует из его текста, со слов сестры писателя, М. Н. Толстой, и неизвестной монахини Шамординского монастыря. На последней странице письма имеется помета зелеными чернилами: «О содержании сего письма запрошена 20 ноября графиня Марья Ник<���олаевна> Толстая Шамординская монахиня» [623].

В этом письме сообщается, что встреча брата и сестры была очень трогательной, писатель говорил о своем желании надеть подрясник и жить в Оптиной, исполняя самые низкие послушания, но при этом поставил бы условием не принуждать его молиться. Толстой говорил, что не видел старцев, точнее, не решился пойти к ним, так как сомневался, что они примут его, отлученного от Церкви. Но при этом он утверждал, что на следующий день вечером снова собирается отправиться в Оптину, встретиться со старцами и ночевать в монастыре.

Но планам Л. Толстого снять в Шамордино избу и пожить какое-то время рядом с монастырем и родной сестрой не суждено было осуществиться. Вечером 30 октября (между пятью и семью часами) к М. Н. Толстой приехала дочь писателя, А. Л. Толстая, и ее подруга и помощница В. М. Феокритова. Они запугали Л. Н. Толстого тем, что жена, да и другие члены семьи, конечно, приедут сюда за ним. Д. П. Маковицкий сообщает, что обеими девушками владел панический страх [624].

Приезд младшей дочери подействовал на Толстого угнетающе, он испугался погони и принял решение уехать из Шамордино, по всей видимости, к своим единомышленникам на юг России, но по дороге заболел и вынужден был 31 октября сойти с поезда на станции Астапово, где начальник станции И. И. Озолин предоставил свой дом ему и сопровожавшим его лицам.

Некоторые неясности в истории последних дней жизни Толстого связаны с очень интересным документом, опубликованным в Бразилии в 1956 г. в эмигрантском журнале (точнее даже сказать – листке) «Владимирский вестник». Это воспоминания игумена Иннокентия (Павлова), который в 1910 г. нес послушание в канцелярии Оптиной пустыни [625]. «Владимирский вестник» – ежемесячный журнал общества Святого Князя Владимира, издававшийся русской диаспорой в Сан-Пауло с 1950 г. очень ограниченным тиражом. С большим трудом мне удалось отыскать нужный номер в Москве в архиве Н. М. Зернова, хранящемся в Библиотеке иностранной литературы им. Рудомино.

В воспоминаниях игумена содержится совершенно уникальная информация: он утверждает, что Толстой, находясь уже в Астапово, послал в Оптину пустынь телеграмму с просьбой приехать к нему старца преп. Иосифа (Литовкина). Телеграмма была получена канцелярией монастыря, после чего была собрана старшая братия для обсуждения неожиданной просьбы. И. М. Концевич, заметим, хорошо знакомый с игуменом Иннокентием, воспользовавшись его свидетельством, утверждал, что факт посылки телеграммы в Оптину пустынь был скрыт от общественности лицами, враждебно относившимися к Церкви и полностью овладевшими в последнюю неделю жизни Толстого его волей и даже телом.