Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Софья Андреевна принадлежала к московской семье Берсов. Ее прадед, Иван Берс, выходец из Лифляндии, по просьбе императрицы Елизаветы Петровны вместе с тремя другими юношами был послан в Петербург из Австрийской империи в качестве военного инструктора. Его-то потомок, Андрей Евстафьевич, стал отцом будущей супруги писателя Л. Толстого. А. Е. Берс занимал должность придворного врача, или, по-старинному, гофмедика, и проживал в кремлевской квартире вместе со своей женой, Л. А. Берс (урожденной Исленьевой) и многочисленным семейством. Любочка Берс была детской подругой Левы Толстого.

Софья Андреевна родилась на даче Берсов, в прекрасном селе Покровское-Стрешнево, которое в виде одного из красивейших московских парков можно считать существующим до сих пор. Судьба готовила Соню к тому единственному поприщу, которое ей было по-настоящему близко и дорого. В 17 лет она сдала экзамен на звание домашней учительницы, а в 18 уже вышла замуж. Семья Берсов была благочестива «по-московски»: например, в своих воспоминаниях жена Л. Толстого пишет о паломничестве «к Троице», то есть в Троице-Сергиеву лавру, поездках в Новый Иерусалим, о строгом говении и причащении, причем ежегодном, о радости кремлевских церковных служб в придворной церкви, о величии и красоте кремлевской Пасхи . Дальнейшая история жизни С. А. Толстой свидетельствует о том, что она вынесла из своего детства довольно твердую веру в бессмертие души, о чем неоднократно будет писать в мемуарах, и чувство принадлежности к Православной Церкви.

Именно эта вера, на самом деле далеко не всегда церковная, тем не менее постоянно укрепляла ее в семейных неурядицах, которых было много. В характере Софьи Андреевны угадывается и реально присутствует какая-то земляная мудрость и стойкость, практичность и даже предприимчивость, иногда перерастающая в упрямство и истеричность, но в то же время дающая ощущение твердой почвы под ногами. Природа этой земляной силы сложна. Кто знает, может быть, на генетическом уровне она передалась Соне от прибалтийских предков.

Именно в семейной жизни таланты Софьи Андреевны реализовались во всей полноте. Не только воспитание своих собственных детей, не только забота о комфортных условиях для работы мужа, не только переживания по поводу его здоровья, но и многообразная помощь ему в подготовке сочинений, а также активное участие в материальном обеспечении семьи, очень сложные хозяйственные дела в Ясной Поляне, издательская деятельность – это только самое главное. Достаточно упомянуть, что за свою жизнь С. А. Толстая подготовила восемь собраний сочинений Л. Н. Толстого, лично занимаясь правкой корректур, контролем издательских договоров, реализацией тиража каждого издания. Ее несомненная заслуга заключается и в собирании рукописей Л. Толстого. С. А. Толстая стала автором первой биографии писателя (1879 г.). При этом она успевала заниматься художественным сочинительством, общественной деятельностью, воевала с В. Г. Чертковым, заботилась после смерти мужа о судьбе Ясной Поляны, а после революции 1917 г. – о возможности сохранить ее от грабежа.

Ее страшная трагедия, как и трагедия всей семьи – уход писателя из родового гнезда 28 октября 1910 г. Конечно, Софья Андреевна не могла и предполагать, что больше не увидит мужа в сознании – В. Г. Чертков разрешил ей проститься с ним за два часа до его смерти, когда Л. Толстой уже никого не узнавал.

Сорок восемь лет рядом с любимым человеком – это очень много. Тринадцать беременностей и восемь взрослых детей – это тоже очень много. Это много даже в случае, если твой муж обычный человек. А если он – Лев Толстой? Помогла ли Софье Андреевне ее любовь в момент, когда для самого писателя эта земная любовь уже не представляла чего-то значимого и только заслоняла стремление к духовному росту и восхождению?

В своей первой книге о Л. Толстом я сознательно избегал обсуждения сюжетов, связанных с роковым треугольником «Л. Толстой – С. Толстая – В. Чертков». На эту тему написано много, и очень не хочется возвращаться к чужой семейной трагедии и в ней копаться, тем более что П. В. Басинский выпустил интересную книгу на эту тему, подчеркивая совершенно справедливо, что в конфликте мужа с женой на стороне мужа был весь дом и весь образованный мир, а на стороне жены только несколько сыновей. И так же справедливо указал, что расхожая точка зрения о том, что Софья Андреевна не поняла мужа, глубоко ошибочна: она была единственным человеком, который его понял до конца. Что и стало причиной конфликта [316].

Но вовсе не для придания повествованию пикантных подробностей, а для объемного видения мелких, казалось бы, деталей истории «преступления Л. Толстого», я обязан обратить внимание на изданный совсем недавно полный текст по-своему замечательных мемуаров С. А. Толстой «Моя жизнь». Хотя фокус этих мемуаров непосредственно с моей темой не связан, они все-таки помогают кое в чем уточнить важные обстоятельства жизни Л. Толстого.

В своих воспоминаниях жена писателя, как я уже сказал, одновременно выступает и обвинителем, и защитницей Толстого. Мы начнем с обвинений.

Уже в самом начале мемуаров Софья Андреевна сообщает, что после замужества ей пришлось «вырабатывать силу воли, самостоятельность и отстаивать свою личность, свою независимость от переменчивости настроений моего мужа» (ТМЖ. 1, 24).

Эти качества на самом деле понадобились молодой девушке очень рано. Еще в молодости Соня благоговела перед талантом своего будущего супруга. Но когда он стал ее женихом, оказалось, что, выражаясь современным спортивным языком, они находились в разных, очень разных «весовых категориях». Л. Толстой – уже «нечистый, поживший мужчина», она – молода и очень целомудренна. Насколько жених уже «поживший», Соня во всей полноте осознает только после чтения дневника Толстого, каковое приведет ее в состояние ужаса: «та грязь мужской холостой жизни, которую я познала впервые, произвела на меня такое впечатление, что я никогда в жизни его не забыла» (ТМЖ. 1, 67).

Повторяю, я не собираюсь еще раз подробно останавливаться и смаковать сложные семейные отношения Л. Толстого с женой. Хочу только заметить, что любая духовная биография всегда имеет проекцию на обычную жизнь. Люди, поклоняющиеся очередному пророку, гению или просто кумиру поколения, обычно никогда не видят человека, которому поклоняются, в быту, в повседневности. И когда кумиры и пророки много и красиво пишут о любви, жертвенном служении и прочих духовных добродетелях, у окружающих всегда возникает вопрос, живет ли человек так, как пишет и учит, проявляет ли заботу по отношению к окружающим его людям, могут ли эти окружающие как-то догадаться, что любовь, жертва, мудрость – не простые слова для него.