Книга еретиков

Представление о единстве воли Сына с Отцом, преломленное через учение апостола Павла о том, что Сын – «сияние славы и образ ипостаси» Отца (Евр. 1: 3) и «образ Бога невидимого» (Кол. 1: 13), позволило Астерию развить важное в контексте арианских споров учение о Сыне как образе Отца: Астерий использовал понятие «образа», чтобы выразить, во-первых, тождественность воли Сына с волей Отца, наподобие тождественности положения тела у человека и его точного живописного или скульптурного образа, или, более точно, наподобие тождественности движений у человека и его тени – в этом проявляется неотличимость Сына от Отца как Его образа; и, во-вторых, это позволяет Астерию иллюстрировать положение, согласно которому Сын отличен по сущности от Отца так же, как различны, например, сущность человека и сущность статуи, его изображающей, – это различие по сущности обусловлено, согласно логике Астерия, тем, что Сын есть образ сущности Отца, а значит, не тождественен с Ним в Своей сущности и обладает сущностью, которая «ниже», чем сущность Отца. В учении Астерия о Сыне как неотличимом образе проявляется влияние традиции лукиановской школы. В т. н. «Лукиановском символе», принятом на Антиохийском соборе 341 г., говорится о Сыне как о «неотличимом образе сущности, силы и славы Отца». Таким образом, Астерий использовал формулу: «Сын есть неотличимый образ Отца», восходящую к школе Лукиана, для обоснования своего учения, предполагающего, что Сын выступает в роли орудия Отца, имея волю, во всем тождественную с волей Отца.

Некто же Астерий из Каппадокии, многоглавый софист, один из последователей Евсевия, поскольку в прежнее гонение, при деде Констанциевом, принес жертву и не мог быть ими введен в клир, то, с согласия последователей Евсевия и в угоду им, пишет сочинение, равняющееся по дерзости его жертвоприношению, – потому, что приравнял в нем ко Христу и даже предпочел Ему гусеницу и саранчу и говорит, что кроме Христа есть в Боге иная Премудрость, Творительница Христа и космоса! Он обошел сирийские и другие Церкви по распоряжению евсевиан, чтобы, однажды решившись отречься, и теперь дерзко восставать против истины. Так, этот предерзкий во всем человек проникал в места, недозволенные для него, и, сидя на месте клириков, читал всенародно свое сочинение, хотя иные и негодовали на него. В этом сочинении написано многое; часть же его составляет следующее: «Не сказал блаженный Павел, что проповедует Христа – Собственную Его, то есть Бога, Силу или Премудрость; но говорит без этого добавления [74]: „Божию силу и Божию премудрость» (1Кор. 1: 24), проповедуя тем, что есть иная Собственная Сила самого Бога, Ему врожденная и нерожденно соприсущая ( συνυπἀρχουσαν αὐτῷ ἀγενήτος), и она-то есть родившая Христа и Творительница ( δημιουργικἡν) всего космоса; о ней уча в Послании к Римлянам, апостол сказал: «невидимое Его, вечная Сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1: 20). Как никто не скажет, что названное здесь Божество есть Христос, но, напротив того, это есть сам Отец, – так, думаю, и вечная Его Сила есть не Единородный Бог, но рождающий Отец. Учит же апостол, что «иное есть Сила и Премудрость Божия [чем Христос], а именно, являемая через Христа и проявляющаяся через сами дела Его служения».

И еще: «Хотя вечная Его Сила и Премудрость, Которая по доводам истины является безначальной и нерожденной, без сомнения, может быть одна и та же, но многие, отдельно Им сотворенные силы, из которых Христос является Первородным и Единородным, – все подобным образом зависят от Создавшего и все справедливо именуются силами Самого сотворившего и приводящего их в действительность. Например, пророк говорит, что саранчу, посылаемую Богом в наказание за грехи человеческие, Сам Бог называет не только силою Божиею, но и „силою великою‘‘ (Иоиль 2: 25). И блаженный Давид во многих псалмах не только ангелам, но и силам повелевает хвалить Бога и, всех приглашая к песнословию, изображает их множество, не отрекается именовать их служителями Божиими и учит их творить волю Божию [75]".

И, отважившись так хулить Спасителя, не удовольствовался он тем, но простер хулы на Него еще далее, говоря, что Сын есть один из всех; потому что Он «первый из созданных и один из умных природ ( τῶν νοητῶν φὐσεών). И как солнце в видимом мире есть одна из вещей видимых и по повелению Божию сияет всему миру, так Сын, будучи одной из умных природ, и Сам светит и сияет для всех сущих в умном мире ( ἐν τῷ νοητῷ κὀσμῳ)" [76]. И еще говорит он, что было, когда Сына не было, пиша так: «Отец до рождения Сына имел предварительное знание ( ἐπιστήμην) , как рождать, потому что и врач до врачевания имеет знание, как врачевать». И еще говорит: «По благотворной щедрости создан Сын и по избытку сил сотворил Его Отец». И еще: «Если воля Божия простерлась на все по порядку творения, то явно, что и Сын, как тварь, по изволению Божию соделан и сотворен». Все это написал один Астерий; но с ним разделяли мудрование его и сообщники Евсевиевы.

Аэций – представитель и один из лидеров, вместе с его учеником Евномием, церковно-политической партии аномеев, или неоариан, игравшей одну из важнейших ролей на второй стадии арианских споров в середине – последней половине IV в. Неоариане продолжили, развили и в чем-то изменили учение, выработанное на первой стадии арианских споров (320 – 340-е гг.) Арием и его последователями. Так же как их предшественники, неоариане утверждали, что Христос не является истинным Богом и не обладает природой (сущностью) такой же, как у Бога-Отца, но имеет тварную природу. Однако, в противовес Арию, неоариане развивали рационалистическое течение в богословии IV в. Вероятно, отчасти это было связано с тем, что Арий настаивал на непознаваемости Бога, и это предоставляло соперникам ариан оружие, которое ставило ариан в затруднительное положение; а именно, принимая, что Божественная природа является непознаваемой и неизреченной, можно было настаивать на возможности вечного рождения Сына от Бога и Его единосущия с Богом и говорить, что, как Сын рождается Отцом и каким образом Он является единосущным Отцу, – это выше человеческого понимания. Поэтому неоариане нуждались в формализации дискурса, оперирующего с понятием Божественной природы (сущности) и природы Сына. Они настаивали на том, что христианину необходимо знать, чему он поклоняется, какова сущность поклоняемого; если же христианин не может выразить эту сущность, значит, он не знает, чему поклоняется [77]. Таким образом, Аэций и Евномий, лидеры неоарианского движения, ставили в соответствие с сущностью Бога и сущностью Сына (Христа) фиксированные понятия – «Нерожденный» и «Порождение» – и, опираясь на них, пытались обосновать положения своей системы в соответствии с логическими законами.