Книга еретиков

Своеобразие монофизитской христологии, предполагающей одну природу во Христе после воплощения (соединения Бога-Слова с человеческой природой), ставило перед монофизитами вопрос: если во Христе одна, единичная природа и Христос до и после воплощения является Божеством, то что означает единство Лиц Троицы? Если за единством Лиц стоит определенная реальность, то почему нельзя сказать, что воплотился не только Христос, но вся Троица? В Халкидо-нитском богословии эта проблема решалась, в частности, посредством различения во Христе двух природ, Божественной и человеческой (при признании того, что каждая из них является общей). Филопон дал на эти вопросы радикальный ответ: общность Лиц Троицы не имеет оснований в реальности, она имеет место только в человеческом уме; соответственно, Лица Троицы представляют собой отдельные единичные («частные») природы. Эта позиция в богословии получила название «тритеизма» (т. е. «троебожия»). Собственно, Филопон не был зачинателем тритеитского движения. Но он развил и углубил соответствующие идеи.

Появление тритеизма связано с фигурой сирийца-яковита [445]Иоанна Аскуцангиса, который учился у константинопольского философа Петра (Самуила) Решайнского. Около 557 г. Иоанн Аскуцангис выступил с учением о трех сущностях в Троице. Это учение подхватили авторитетнейшие монофизитские иерархи Конон Тарсийский и Евгений Селевкийский, а также монах Афанасий, внук императрицы Феодоры, финансово помогавший тритеитам и познакомивший с их учением Иоанна Филопона. Центром распространения тритеизма стала Киликия. Тритеизм быстро получил значительное распространение в Египте и Сирии. Однако в самой монофизитской среде довольно быстро возникло и противостояние тритеизму. С сочинением, направленным против этого учения, выступил видный севирианин Феодосий Александрийский. Вскоре, в 567 – 569 гг., архиереи, разделявшие тритеизм, были анафематствованы севирианами и тритеизм как таковой был осужден в монофизитской среде. Таким образом, среди монофизитов произошел раскол. Примерно в это время Иоанн Филопон стал тритеитом.

Во второй половине 567 г. Филопон написал в поддержку тритеизма трактат «О Троице» (сохранился во фрагментах). С этого времени учение тритеизма стало связываться по преимуществу с его именем. В своем сочинении Филопон доказывал, что «Божественность» в Боге-Троице не одна, но исчисляется числом три, соответственно Лицам Троицы. Филопон вел речь о трех Божественных природах одной сущности. Соответственно, о трех Лицах Троицы Филопон говорил как о «трех неких Богах». Таким образом, филопоновское понимание Троицы могло дать ответ на вопрос, почему при признании одной природы во Христе сложность этой природы не подразумевает внесение сложности в Троицу. Однако этот ответ, который давали тритеиты и Филопон, не удовлетворил ни большинство монофизитов, ни тем более халкидонитов.

Уже после смерти Филопона с полемикой против тритеитского учения выступил севирианский Александрийский патриарх Дамиан, написавший обличительный трактат и пославший его своему собрату по вере, Антиохийскому патриарху Петру Каллиникитскому. Коротко говоря, Дамиан отождествил ипостась с ипостасной идиомой, утверждая, что «Сын» – это и есть «Рождение», «Отец» – нерожденность, а «Дух» – «исхождение». В свою очередь, Петр счел богословие Дамиана неправославным и выступил против этого учения, что породило очередное разделение среди монофизитов-севириан, причиной чего в конечном счете был все тот же тритеизм Филопона.

Однако и внутри самой тритеитской партии еще при жизни Филопона произошло разделение – из-за учения Филопона о теле Воскресения. Соответствующие взгляды были высказаны Филопоном в сочинениях «О Воскресении» и «Пр отив послания Досифея». Согласно Филопону, в Воскресении произойдет изменение не только формы человеческих тел, но и их материи. В результате люди будут иметь новую природу – не тленную, подобно нынешней человеческой природе, но нетленную. Соответственно, и тело Христа, по Филопону, после Воскресения изменило свою природу. Полемика вокруг понимания Филопоном Воскресения привела к разделению тритеитов на два лагеря. Одна группа тритеитов разделяла учение Филопона («филопоновцы», или «афанасиане» – по имени упоминаемого выше монаха Афанасия), другая группа последовала за противником филопоновской позиции, епископом Кононом («конониты»).

Тритеизм и Иоанн Филопон лично были осуждены Православной Церковью на VI Вселенском соборе [446].

В целом богословская, философская и естественно-научная деятельность Иоанна Филопона значительно повлияла на современную ему и более отдаленную по времени культурную среду. Причем это касается далеко не только мировой естественно-научной мысли, но также истории богословия и философии.

7 [449]. Если мы утверждаем, что божественная и человеческая природы Христа соединились не какими-то явными качествами, как, например, в чести, или в силе, или в действиях, или в чем-то еще подобного рода, но тем, чем они являются в качестве природ – для этого необходимо утверждать соединение природ, – возникает альтернатива: единое существо произошло из соединения – да или нет? Итак, если единое существо не произошло от них, как мы можем точно говорить, что они во всем соединились? Ибо что еще значит быть соединенным, чем стать одним? Ведь мы не утверждаем соединение по вдохновению, как во пророках [450]. Следовательно, именно как «быть белым» есть не что иное, как причастие к белизне и становление белым, подобным образом «быть горячим» [есть не что иное], как стать причастным теплоте и стать горячим [451], поэтому я, подобным образом, полагаю, что «быть соединенным» значит не что иное, как стать причастным соединению и стать единым. И Священное Писание говорит неустанно, что «Слово стало плотью» [452], поскольку «Он воплотился [453]. Тем не менее те, что стараются быть благочестивыми, утверждают, что это не следует понимать в равной степени, как если кто-то скажет, что тело стало белым или горячим. Ибо что касается становления горячим или белым, то сущности, по сути, свойственно воспринимать предикаты такого рода и отличаться от них. Но бытие воплощенного Слова не означает ничего, кроме Его Собственного бытия, соединенного с плотью, и единого существа, происшедшего из двух [составных частей], о котором мы в этом смысле утверждали прежде, но не о том, что Божественная сущность сама по себе получила подобие плоти и, так сказать, стала плотью. Следовательно, поскольку то, что соединено с чем-либо, становится единым с ним и [поскольку] мы говорим: «ставший воплощенным» по отношению к «ставшему единым», я полагаю, что следует использовать два термина: «быть соединенным» и «стать плотью». И я думаю, что Священное Писание прежде очень ясно отвергло мнение еретиков, более предпочтя использование термина «Воплощение», чем «соединение», поскольку «соединение» по обыкновению ассоциируется омонимично с вещами, которые соединены исключительно чувствами. Для Священного Писания это также не является необычным, как, например, в словах: «Как Я и Ты едино, так и да будут в Нас едино [454]». По этой причине оно говорит: «Слово стало плотью» [455], так что никто из тех, кто имеет представление о силе Божественной сущности, не может использовать эту фразу как вредное средство и полагать, что соединение было достигнуто просто согласно чувству близости, между тем как сами природы остаются частными и отдельными, и отвергать эти слова так, как будто они были праздными. Ибо как может понятие о Воплощении, которому свойственны изменение и преложение, позволить нашему уму достигать разделения сущностей, которые были соединены?