Стецкевич М.С. - Свобода совести [Невычитанная калибрятина]

К концу IV в. тенденция к нетерпимости стала преобладающей. На рубеже 380-х и 390-х гг., после сожжения христианами синагоги в Каллинике (далеко не первый случай такого рода действий) император-христианин Феодосий потребовал восстановления её за счет инициаторов поджога, так как «существует суд для того, чтобы никто сам не смел учинять расправу». Вступившись за поджигателей, видный деятель христианской церкви Амвросий Медиоланский, имевший большое влияние на императора, заявил: «И я сжег бы синагогу, и я не позволил бы оставаться такому зданию, где Христос поруган». Поставив перед Феодосием вопрос в принципиальном плане: что имеет большее значение — порядок или дело религии— Амвросий однозначно высказался за приоритет последнего, призывая императора-христианина не допустить «триумфа неверных над церковью» и её «огорчения». Феодосий был вынужден уступить.

Этот эпизод свидетельствует о том, что, когда христианство уже имело поддержку со стороны государства, на первый план, в отли

41

чие от периода гонений, вышла эксклюзивистская тенденция, причем в её крайней форме —прямом уничтожении противников, которое начинает рассматриваться как «триумф дела церкви». О закреплении данной тенденции свидетельствуют языческие апологии, которые стали появляться в конце IV в. Их авторы: ритор Лива-ний, историки Евнапий и Зосима, Симмах отстаивали право на религиозный плюрализм, возможность каждого стремиться к истине различными способами, критиковали христиан за их нетерпимость к другим религиям, считая её не только бессмысленной, но и противоречащей учению Христа и апостолов. Однако никакого серьёзного практического эффекта эти сочинения, дошедшие до нас лишь во фрагментарном изложении (вследствие принятия в 449 г. закона об уничтожении всех произведений, направленных против христианства), не имели.

Эксклюзивизм настолько укрепился в Церкви, что стал проявляться даже там, где христиане не пользовались поддержкой государства. Например, на территории Ирана до начала IV в. отношение к христианам было в целом терпимым, но как только в Римской империи обозначилась тенденция к превращению христианства в государственную религию, оно резко переменилось. Теперь христиан стали рассматривать как потенциальных союзников Рима и принуждать к отречению. Уже в середине IV в. это привело к гонениям. К концу века ситуация нормализовалась, некоторые ранее разрушенные церкви были восстановлены. Но тут последовала, по выражению М. Э. Поснова, «неуместная ревность» епископа Абды Сузского, который велел поджечь зороастрийский храм. Немедленно последовало многолетнее гонение на христиан, в ходе которого некоторых из них перепиливали деревянной пилой.

На территории же империи в 404 г. Карфагенский собор обратился к императору Гонорию с просьбой об уничтожении языческих изображений и храмов в Африке, принятии гражданских мер против еретиков. В это же время появилась и детальная апология религиозного принуждения. С ней выступил выдающийся христианский теолог и философ Аврелий Августин (354-430), считающийся в католической традиции одним из «отцов церкви». Будучи епископом Гиппона (Северная Африка), Августин постоянно сталкивался с до-натистами, пользовавшимися наибольшим влиянием именно на этой территории. Донатисты отстаивали точку зрения, согласно которой признаком «истинности» церкви является не вселенский характер её организации, существующей объективно, независимо от совершенства конкретных лиц, её представляющих, а наоборот, субъективная святость отдельных епископов. Это мнение решительно подрывало

42

уже сложившееся церковное единство, препятствовало дальнейшему оформлению в ней властной вертикали.

Первоначально Августин полагал, что меры принуждения в отношении донатистов недопустимы. Однако, увидев, что решительные действия против них императора Гонория приводят во многих случаях к искомому результату — отказу от ереси, Августин пересмотрел свою точку зрения. Возможно, определенное влияние на него оказали сочинения епископа Оптата Милевского, полагавшего, что во имя благой цели — единства Церкви — государство может прибегать к светским наказаниям и насилию. Оптат ссылался на пророка Моисея, предававшего казни идолопоклонников, и проводил параллель между государственным насилием и действиями портного, чинящего разорванную ткань, прокалывая её иглой и тем самым раня, но во имя общего исцеления.

Августин стал считать, что во имя идеала — церковного единства — насильственные меры допустимы, более того, они имеют провиденциальный смысл. Бог, утверждал Августин, «не только учит нас с благостью, но и устрашает с пользой». В качестве примера он приводил апостола Павла, который, будучи первоначально гонителем христиан, был повержен на землю, ослеплён (Деян 9:3-9) и тем самым «принуждён к познанию и обладанию истиной великим насилием Христа».

Однако наибольшую известность получил другой пример, приводимый Августином в оправдание религиозного принуждения. Он ссылался на евангельскую притчу о человеке, приготовившем большой ужин. Когда все званые под различными предлогами уклонились от приглашения, хозяин приказал слугам привести нищих и больных, но и после этого место за столом ещё осталось (Лк 14:17-22). Тогда «господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой» (Лк 14:23). Важнейшими для Августина стали слова, которые в синодальном переводе Библии звучат как «убеди придти», но в латинском — «compelle in-trare», что буквально означает «заставь войти». В истолковании Августином данной притчи гости, уклонившиеся от приглашения, стали иудеями, охотно явившиеся — язычниками, принявшими христианство, а те, кого ещё надо было «заставить войти» — еретиками.

Так фраза, которая в первоначальном греческом тексте означала «настойчиво убеждай, побуждай», у Августина стала основой для оправдания принуждения, насилия во имя истины. Он подчеркивал: «Церковь преследует любовью, нечестивые — жестокостью. Церковь преследует, чтобы вывести из заблуждений, нечестивые — чтобы в

43

них ввергнуть. Церковь преследует своих врагов и гонится за ними, пока не настигнет их и не разгромит в их надменности и тщеславии, чтобы принудить их обрести благость истины».

Впоследствии, прежде всего в западной средневековой традиции, аргументация Августина будет активно использоваться для обоснования допустимости жестоких наказаний еретиков и насильственного обращения в христианскую веру. В решениях VI и VII Вселенского соборов ещё упоминались «желающие креститься», но срок подготовки к крещению, составлявший первоначально до трех лет, неуклонно сокращался. Папа Григорий Великий (конец VI —начало VII в.) предлагал епископам привлекать иудеев к христианству, обещая им снижение налогов. В отношении язычников он рекомендовал ещё более решительные меры: избиения для рабов, тюремное заключение для свободных, чтобы «по крайней мере мучения телесные могли привести к желаемому здравию их души». IV Толедский собор (633 г.) хотя и высказался против ранее применявшегося к иудеям религиозного насилия, но посчитал, что все ранее обращенные насильственно все-таки обязаны оставаться христианами. Соборного одобрения принципа принуждения в период до разделения Церквей (1054 г.) так и не последовало, но не было и его последовательного порицания. Таким образом, сложившийся союз церкви и государственной власти, унаследовавшей древнеримские представления о необходимости некоего религиозного единообразия во имя общественного порядка, способствовал как развитию и укреплению интолерантного потенциала христианства, так и превращению его из частного дела в общественное. А во имя «общей пользы» допустимыми объявлялись и принудительные меры. В начале второго тысячелетия существования христианства это приведет к созданию жесткой, последовательной и нетерпимой к инакомыслию системы религиозного контроля.