Сергей Ольденбург - Жизнь Будды. Сборник

Так, раздумывая над тщетностью жизни, он утратил иллюзии касательно собственной силы, а также юности и бытия. Он больше не знал радости или печали, сомнений или скуки, желания или любви, ненависти или презрения.

Вдруг он увидел человека, направляющегося прямо к нему. Человек этот выглядел как нищий и видим был только для одного царевича.

— Скажи мне, кто ты? — спросил Сиддхартха.

— Великий герой, — обратился к нему нищий, — преодолев страх рождения и смерти, я стал странствующим монахом. Я ищу избавления. В мире, находящемся во власти тления, я живу не так, как другие люди. Я отверг удовольствия, я не знаю старости, я ищу одиночества. Иногда я ночую у корней деревьев, иногда — в пустынных горах. Я ничего не имею, ничего не жду. Я скитаюсь, живя подаянием, и взыскую лишь самого высокого добра.

Так он сказал, а затем поднялся в небо и исчез. Это Бог принял облик монаха, чтобы разбудить сознание царевича.

Сиддхартха был счастлив: ведь он понял, в чем его долг. Он решил покинуть дворец и стать монахом.

Он направился обратно в город. Около городских ворот ему встретилась молодая женщина, которая сказала с поклоном:

— О благородный царевич, невеста Ваша удостоилась верховного благословения.

Он услышал этот голос, и душа его наполнилась покоем. Он думал о верховном благословении, о блаженстве, о нирване.

Он пришел к царю, поклонился ему и сказал:

— Ваше Величество, отнеситесь со вниманием к моей просьбе. Не препятствуйте мне, потому что я уже все решил. Мне следует покинуть дворец и следовать путем освобождения. Нам придется расстаться, отец.

Царь был глубоко тронут. Со слезами он обратился к Сиддхартхе:

— Сын, оставь эту мысль. Ты слишком молод, чтобы разбираться в вопросах религии. Весной нашей жизни все мысли изменчивы и непостоянны. И было бы величайшей ошибкой принять подвижничество в юности, когда все чувства жаждут новых удовольствий и когда самые твердые решения забываются, лишь только мы узнаем цену их исполнения. Тело скитается в лесу желания, и лишь мысли наши могут спастись. Юность не располагает опытом. Скорее это мне следует обратиться к религии. Это для меня пришло время покинуть дворец. Я отрекусь от престола, сын мой. Ты будешь править вместо меня. Будь же надежным и отважным во благо своей семьи. Прежде тебе следует познать все радости юности и зрелых лет и лишь затем отправиться в леса, чтобы стать отшельником.

Царевич ответил:

— Пообещайте мне, что выполните четыре условия, отец — и я никогда не покину дом ради жизни в лесах.

— Что это за условия? — спросил царь.

— Пообещайте мне, что жизнь моя не закончится смертью, что недуги не ослабят мое здоровье, что старость не придет на смену юности, что неудача не разрушит мое благоденствие.

— Ты просишь слишком многого, — ответил царь. — Оставь эту мысль. Не годится действовать из безрассудных побуждений.

Одинокий, как гора Меру, царевич обратился к отцу:

— Если Вы не можете выполнить эти четыре просьбы, отец, то не удерживайте меня более. Когда кто-то пытается спастись из горящего дома, не следует мешать ему. Ведь неизбежно наступит день, когда нам придется покинуть мир — но в вынужденном расставании нет нашей заслуги. Куда как почетней уход по собственной воле. Смерть может выхватить меня из мира до того, как я достигну цели, до того, как я смогу воплотить свои замыслы. Мир подобен тюрьме; о, если бы смог я освободить всех узников желания! Мир — как глубокая яма, в темноте которой скитаются создания, пораженные невежеством и слепотой; о, если бы я смог возжечь для них светильник знания, если бы я смог убрать завесу, скрывающую свет мудрости! Над миром реет знамя гордости, но это ложное знамя. О, если бы смог я низвергнуть его, разорвав на куски! Весь мир охвачен суетой и заботой, он — как колесо огня; о, если бы смог я, опираясь на истинный закон, принести покой людям.

Со слезами на глазах он вернулся во дворец. В большой зале смеялись и пели подружки Гопы, но Сиддхартха не уделил им внимания. Спустилась ночь. Женщины смолкли и вскоре уснули. Тогда царевич взглянул на них, как будто увидел впервые.

Сон унес их заученную грацию, их сияющие взоры. Их прически распустились, рты приоткрылись, груди обвисли, а руки и ноги были напряженно вытянуты или неестественно согнуты.

— Мертвы! Они все мертвы! — вскричал царевич. — Я стою посреди кладбища!

И он бросился вон из дворца, направив свой путь к царским конюшням.

Он призвал своего конюшего, быстроногого Чандаку, и повелел:

— Приготовь немедленно моего коня Кантхаку, я отправляюсь на поиски вечного блаженства. Глубокая радость, которую я ощущаю, неодолимая сила, которая поддерживает мою волю, уверенность в том, что даже в одиночестве у меня есть защитник, — все это, взятое вместе, свидетельствует о близости к цели. Я нахожусь на пути к освобождению.

Чандака знал о повелении царя не выпускать Сиддхартху из дворца, но какая-то высшая сила заставила его повиноваться. Он отправился седлать скакуна. Кантхака был волшебным конем, сильным и. прекрасно выезженным. Сиддхартха слегка похлопал его по холке и сказал проникновенным голосом:

— Много раз, о благородный зверь, отец мой правил тобой в битвах, побеждая могущественных врагов. Сегодня я отправляюсь на поиск высшей благодати, так помоги мне в этом, о Кантхака! Нетрудно найти соратников по оружию и приятелей по удовольствию, нет недостатка в друзьях, когда мы достигли богатства. Но и соратники, и друзья оставляют нас в одиночестве, если мы вступаем на путь святости. Я уверен, что тот, кто помог другому делать добро или творить зло, получит свою долю и в добром, и в злом. О Кантхака, мной движет добродетельный порыв. Вручи мне твою силу и твою скорость, ставкой в этом забеге станет не только мое и твое спасение, но и спасение всего мира.

Так обращался царевич к коню, как к другу. В нетерпении он вскочил в седло — подобно тому, как солнце иногда опускается сверху на осеннее облако.

Ночь была ясной, и осторожное животное старалось не издавать шума. Никто не проснулся ни во дворце, ни во всем городе. Тяжелые железные засовы замыкали городские ворота. Обычно только слон, да и то с большим трудом, открывал эти запоры. Однако на этот раз они тихо открылись сами по себе, давая дорогу всаднику.

Покидая отца, сына и весь свой народ, Сиддхартха устремился прочь из города. В душе у него не было сожалений. Недрогнувшим голосом он воскликнул:

— Я не вернусь в город Капилы до тех пор, пока не увижу, чем кончаются жизнь и смерть.

Кантхака унес его далеко от дома. Когда наконец зрачок солнца блеснул сквозь вежды ночи, благороднейший из людей достиг опушки леса, где жило много благочестивых отшельников. Беззаботно гомонили птицы, под кронами деревьев спали олени. Сиддхартха ощутил покой и решил, что дальше ему ехать не следует. Он спешился, ласково потрепал гриву коня. Счастье играло в его взоре и его голосе, когда он обратился к своему спутнику Чандаке: