Сергей Ольденбург - Жизнь Будды. Сборник

— Что это за человек — с седыми волосами и согбенным телом? Скрюченными пальцами он вцепился в палку, глаза его пусты, а члены дрожат. Не чудовище ли это? Природа ли создала его или это игра случая?

Колесничий не должен был отвечать, но Боги расстроили его разум, и, не сознавая своей ошибки, он сказал:

— То, что покоряет красоту, разрушает силу, что приносит печаль и убивает удовольствие, что ослабляет память и уничтожает чувства — все это старость. Она схватила этого человека и сломала его. И он когда-то был ребенком, которого лелеяли у материнской груди; он тоже ползал по полу родного- дома; он вырос и стал юношей, обрел красоту и силу; затем достиг сумеречных годов — и вот мы можем видеть на нем, сколь разрушительна старость.

Царевич был глубоко поражен. Он спросил:

— Будет ли и моя судьба такой же?

Колесничий ответил:

— Господин мой, Вас также покинет юность в один из дней. К Вам также придет мучительная старость. Время истощает всякую силу, крадет всякую красоту.

Царевич содрогнулся, как буйвол при звуках грома. Он испустил глубокий вздох и потряс головой. Его взгляд переходил со счастливых толп на сломленного человека, и он произнес такие горькие слова:

— Значит, старость уничтожает память, красоту и силу в человеке, но мир не обезумел от ужаса! Поверни лошадей, о колесничий, вернемся домой. Как стану я наслаждаться садами и цветами, когда глаза мои могут видеть только старость, когда мой разум может думать только о старости?

Царевич вернулся во дворец, но нигде не находил себе места. Он скитался по залам, шепча:

— Старость, о старость!

В сердце его не осталось радости.

Тем не менее, он решил сделать еще одну попытку проехать по городу.

Но Боги в этот раз сотворили человека, пораженного отвратительными недугами, и послали его к той дороге, по которой должен был ехать Сиддхартха.

Царевич увидел больного. Он воззрился на него, а затем спросил возницу:

— Что это за человек с раздувшимся животом? Его тощие руки безвольно повисли, щеки заливает мертвая бледность, а с губ срываются жалобные крики. Ему не хватает дыхания; он шатается и хватается за прохожих; смотри, он падает… Колесничий, колесничий, кто этот человек?

Колесничий ответил:

— Господин мой, этот человек познал пытку недугом, но порок этот присущ и царям. Сейчас он сама слабость, но когда-то он был здоров и силен!

Царевич глянул на больного с жалостью и вновь задал вопрос:

— Так отмечен только этот человек или же недуг угрожает всем созданиям?

Колесничий ответил:

— Нас также могут посетить такие несчастья, о царевич. Немощь тяжело нависает над миром.

Услышав горькую правду, царевич задрожал, как лунный свет, отраженный волнами моря, и произнес слова горечи и жалости:

— Люди видят страдания и недуги, но никогда не теряют самоуверенности. О, сколь велико, должно быть, их знание! Им постоянно угрожают болезни, а они еще могут смеяться и веселиться. Поверни лошадей, колесничий, наша прогулка окончена, мы возвращаемся во дворец. Я научился бояться недугов. Душа моя избегает удовольствий и почти уже закрылась, подобно цветку, лишенному солнца.

Охваченный горькими мыслями, он вернулся во дворец.

Суддходана заметил мрачное настроение сына. Он спросил, почему царевич больше не выезжает, и колесничий рассказал ему оба случая. Царь опечалился — он понял, что любимый сын покинет его. Он утратил свою обычную сдержанность и в ярости наказал слугу, который должен был следить за порядком на улицах. Но даже здесь сказалась привычка прощать прегрешения — наказание было легким. Сам же служитель был немного озадачен, поскольку не видел на улицах ни старика, ни больного.

Теперь Суддходана еще ревностней, чем раньше, следил за тем, чтобы сын не покидал дворца. Он предлагал ему редчайшие удовольствия, но ничто не могло расшевелить Сиддхартху. Тогда царь решил:

— Я должен позволить ему выехать в третий раз. Быть может, это вернет ему потерянную радость.

Он отдал строгий приказ, чтобы всех калек, всех больных и стариков вывезли из города. Он даже заменил колесничего, после чего уверился, что теперь ничто не сможет встревожить душу Сиддхартхи.

Но завистливые Боги сотворили мертвеца, которого несли четыре человека, тогда как другие с рыданиями шли следом. Вся процессия была видна только царевичу и колесничему, но скрыта от остальных.

Царский сын спросил:

— Что это за человек, которого несут четверо и за которым следуют другие в черных одеждах, плача и стеная?

Колесничий должен был хранить покой царевича, но по воле Богов он ответил так:

— Господин мой, у того человека нет ни разума, ни чувства, ни движения; сознание его уснуло; он спит подобно траве или куску дерева. Удовольствия или страдания ничего не значат для него теперь, друзья и недруги оставили его.

Встревоженный царевич спросил:

— Свойственно ли такое состояние только этому человеку, или же такой конец ожидает все создания?

Колесничий ответил:

— Такой конец приходит ко всем. Будь он низкого или знатного происхождения, к каждому человеку, живущему в мире, неизбежно приходит смерть.

Так Сиддхартха узнал, что такое смерть, и несмотря на свою стойкость, содрогнулся. Он прислонился к колеснице и произнес слова, полные смятения:

— Так вот каков удел всех созданий! Но, не имея в сердце страха, человек услаждает себя тысячами разных путей. Смерть всегда рядом, но человек идет по жизни, беспечно распевая. О, я начинаю думать, что человеческое сердце ожесточилось! Поверни лошадей, возница, нынче не время гулять по цветущим садам. Как может человек чувствующий, человек, знающий о неизбежности смерти, искать удовольствий в этот мучительный час!

Но колесничий продолжал править к воротам сада, так как получил приказ доставить царевича туда. По указанию царя Удаин — сын домашнего жреца и близкий друг Сиддхартхи — собрал там много красивых девушек, в совершенстве владеющих как искусством танца и пения, так и искусством любви.

Колесница въехала в рощу. Молодые деревья стояли в цвету; птицы радостно щебетали, опьяненные воздухом и светом; лотосы на прудах раскрыли бутоны, чтобы испить прохлады.

Сиддхартха медленно сошел с колесницы. Он был подобен юному отшельнику, который еще не привык к своим обетам и боится искушения, и вдруг оказался в небесном дворце, где пленяют танцами прекрасные Апсары. Восхищенные девушки поднялись и вышли навстречу, как если бы приветствовали жениха. Глаза их сияли, руки струились в воздухе, словно цветы. Они думали:

— Это Бог Кама спустился на землю.

Но ни одна из них не сказала ни слова, даже не улыбнулась — так скованы они были его присутствием.