Август Мюллер - История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

Бой был жестокий, мусульмане потеряли почти треть всего войска. Са’д не был в состоянии преследовать неприятеля, понадобилось дать войскам передохнуть. Вскоре затем занята была Хира, и снова неудержимым потоком двинулись арабы вперед, переправившись через Евфрат, Дважды пытались персы заступить победителям дорогу в Вавилонии, и оба раза неудачно; они должны были наконец очистить Междуречье. Один Ктезифон держался еще пока. Персы позаботились стянуть новые войска из внутренних областей государства, но подкрепления подходили слишком медленно для того, чтобы можно было думать о серьезной защите столицы. Семь городов [166], говорят арабские историки, образовали на обоих берегах Тигра столицу государства: это и был Ктезифон с его предместьями, частью разбросанными на противоположном берегу, там, где построена была некогда старая Селевкия, и не составлявшими в сущности полного целого. Лежавшая на запад от Тигра часть города была достаточно укреплена: требовалась многомесячная осада, в течение которой всякая вылазка осажденных могла бы дорого стоить мусульманам. Но вдруг в один прекрасный день столица была очищена без сопротивления персидскими властями. Пока арабы ломали себе голову и не знали, что предпринять, предполагая, что еще надолго будут прикованы к этому берегу за недостатком перевозочных средств, двор внезапно покинул трехсотлетнюю столицу сассанидской империи и бежал с молодым царем, имевшим в эту пору, вероятно, не более 13 лет, в укрепленный город Хульван, находившийся в Мидийских горах. Вслед за тем один изменник указал Са’ду брод через Тигр; но так как по случаю высокой воды все равно невозможно было его перейти, отважные темимиты Асима бросились, очертя голову, вплавь на конях в быструю пучину. Толпы за толпами повалили, сильные кони выносили всадников на берег; персидская стража сразу была опрокинута на противоположном берегу; расположенные в городе войска, предводимые Михраном, потеряли окончательно голову и рассеялись как дым. Ктезифон лежал у ног арабского полководца.

«Сокровищ полон Ктезифон», сказал недаром один поэт. Поистине невероятной должна была показаться полу-варварам-бедуинам тьма сокровищ, которая внезапно попала здесь в их жадные хищнические руки. Государственную казну, состоявшую из чеканной монеты, персы успели, однако, большею частью увезти в Хульван, но все драгоценности персидской короны, самые богатейшие тогда в свете, остались нетронутыми в царском дворце и достались целиком в добычу победителям. При официальном разделе стоимость розданного добра оценена была в 900 млн. дирхемов. С разинутыми ртами стояли сыны пустыни перед блеском чудес утонченной обстановки, которая развернулась пред их глазами. И чего тут только не было: государственные венцы, царские мантии, трон, бесконечные ряды дорогого оружия, сверкавшего золотом и самоцветными камнями, замечательные предметы редкости, как, например, серебряный верблюд в настоящую величину со всадником из золота, лошадь кованого золота с насаженными вместо зубов и глаз драгоценными камнями. Но всего более поразил дикарей знаменитый государственный ковер большой залы, там, где пировал обыкновенно [167]царь, окруженный своими вельможами, женами и наложницами. Это великолепное произведение ткацкого искусства имело 70 локтей в длину и 60 в ширину; оно представляло сад с серебряными дорожками на золотом фоне, с лужайками из изумруда, ручейками из жемчужин, цветами и плодами, подобранными из различных драгоценных камней. И все это предоставил Аллах ныне своим правоверным, которые давно уже пришли к убеждению, что вечному спасению нисколько не мешают и мирские утехи, составляют также награду истинной богобоязненности. Но гордость арабов особенно была польщена благородной прелестью добычи в виде всевозможного рода вооружений. Тут красовались мечи, принадлежавшие некогда великому Хосрою Анушарвану, знаменитому лже-царю Бахраму Чубину, римскому императору, Хакану (повелителю) турецкому по ту сторону Оксуса, королю одной из индийских пограничных стран и страшному Ну’ману V хирскому. Мечи Хосроя и Ну’мана вместе с большим ковром отосланы были немедленно к халифу. Трудно было во всей Медине найти помещение, за исключением разве мечети, чтобы развернуть ковер как подобает. Омар не знал, куда с ним деваться, но практический Алий был того мнения, что владеют собственно лишь тем, что идет каждому лично на пользу. Поэтому ковер разрезали и поделили. Достался кусок и Алию; после он продал свою долю за 20000 дирхемов.

К этим драгоценностям следует далее причислить различные сосуды, ткани, ставшие потребностью для богатого населения, прошедшего через многие столетия цивилизации. Часто дети степей при виде всего этого великолепия становились просто в тупик и не знали, что предпринять; потом-то, конечно, они скоро привыкли ко всему. По этому поводу существует множество анекдотов; парочку из более характеристичных, пожалуй, стоит рассказать. Одному арабу посчастливилось найти мешок с камфарой; в то время было это любимое лекарственное снадобье, употреблялось также и как благовоние и продавалось необыкновенно дорого. Бедуин вообразил, что это соль, и сдобрил ею, не жалея, свою похлебку, которая пришлась ему очень не по вкусу. Где же было возиться с такою дрянью, вот и удалось ему променять всю находку на старую рубаху: очень уж нужна была ему; при этом он остался в полной уверенности, что устроил выгодное дельце и маленько поднадул добродушного человечка. Таким же настоящим бедуином оказался и другой, который за попавший в его руки драгоценный камень цены неимоверной потребовал от купца 1000 дирхемов. Когда его после спрашивали, зачем же он не взял больше, он ответил с грустью: «Да если бы я знал какое-нибудь число побольше 1000 [168], понятно, я бы потребовал!» Но такие потери были им нипочем, и без того на долю каждого выпало не менее 12000 дирхемов по официальной оценке добычи; при этом следует заметить, что после сражения при Кадесии число войск возросло до 60000.

Впрочем довольно скоро арабам пришлось заняться кое-чем другим более важным. Уж не деньги получать доводилось теперь этим 60000. Недаром персидский двор забрал с собой в Хульван государственную казну. Со сдачей столицы дело далеко еще не считалось потеряным; к остаткам государственного войска, расположившегося вокруг крепости, стали мало-помалу прибывать все новые ополчения. Персы, видимо, приободрились; постепенно выдвигались войска из Хульвана, вверх по долине реки Деялы, впадающей несколько выше Ктезифона в Тигр. Са’д выслал им навстречу своего племянника Хашима с 12000 человек [169]. При Джалуле, милях в 15 от столицы, произошло сражение (конец 16 = конец 637 или начало 638); царские войска снова потерпели поражение. Хотя двор мог еще спокойно оставаться на некоторое время в укрепленном Хульване, но вся страна до Мидийских гор подпала неоспоримой власти мусульман, и как знак их господства над покоренной землей в Мадайне была воздвигнута первая мечеть.