Ричард Смоули - Гностики, катары, масоны, или Запретная вера

При всей своей неуловимости манихейство как умонастроение обладает высокой жизнеспособностью. Покойный Фредерик Шпигельберг, профессор религиоведения в Стэнфордском университете, любил повторять, что большинство людей являются манихейцами, не зная того. В своей книге «Живые религии мира» Шпигельберг пишет:

«Сегодня манихейство нигде не существует как исповедуемая религия или практикуемый культ, но оно завоевало подсознание современного человека… В какой степени пуританская, ригористичная этика является христианской, основанной на доктринах Иисуса Христа, и в какой степени она основывается на манихействе, на страхе тела, инстинктов и естественных склонностей человека [?]…Являемся ли мы христианами с манихейским подсознанием или же манихейцами с христианским подсознанием?»

Конечно, Мани нельзя обвинить во всех проявлениях дуалистического мышления, имевших место в истории. Привычка резко разграничивать мир на хорошее и плохое, на черное и белое, по-видимому, укоренена в самой структуре наших мозгов. Но комментарии Шпигельберга напоминают нам о том, сколь всепроникающим оказывается такое умонастроение. По-видимому, даже многим изощренным мыслителям приходится бороться с тем, чтобы оно не одолело их. Но поскольку религия Света усовершенствовала, отточила подобный взгляд на вещи, то дуализм добра и зла, черного и белого стали называть «манихейским».

Теология Мани нашла свое отражение в последующих формах духовного мышления. Одна из наиболее интересных форм явлена в каббалистических доктринах еврейского мистика шестнадцатого века Исаака Лурии — его запутанная космология имеет некоторое сходство с манихейской. Лурия учил, что вначале Бог создал сосуды, куда должен был быть определен божественный Свет, с тем чтобы затем вылить его в явленный мир. Но сосуды не смогли удержать свое содержимое. Они разбились вдребезги, так что искры Света разнеслись по всем направлениям. Долгом каббалиста стало освободить эти захваченные материей искры путем совершения сознательных, намеренных праведных деяний. Хотя существует множество каббалистических систем — не будет преувеличением сказать, что их столько же, сколько и каббалистов, — система Лурии до сих пор является самой распространенной и влиятельной в среде нынешнего иудаизма. К примеру, в восемнадцатом веке из лурианской каббалы выросло целое хасидское движение.

С другой стороны, мало что указывает на связь идей Лурии с идеями Мани. Лурия жил в Палестине, которая всегда являла собой основное место пересечения духовных традиций, но ко времени Лурии все следы манихейства давно уже исчезли. Возможно, более весомым было бы предположение о том, что два великих религиозных визионера пришли к своим прозрениям независимо друг от друга, однако следует заметить, что и до Лурии были каббалисты, имевшие подобные идеи. Мы это еще увидим в главе 6.

Существуют и другие, более вероятные претенденты на наследие Мани. Они проявляли свою активность в таких отдаленных регионах, как Кавказ и Балканы, вдали от центров имперской власти, как христианской, так и мусульманской. Этим религиозным течениям суждено было вылиться в великую ересь Средних веков, которая навсегда изменила западное христианство.

Какое бы изложение истории христианства ни брать за основу, очевидно, что это было одно из самых успешных начинаний в мировом масштабе. Секта, основанная в среде угнетенного народа лидером, который был казнен как преступник, сегодня числит своими приверженцами треть мирового населения.

Несмотря на все триумфы, история христианства может представиться и весьма гнетущей — сплошь и рядом она состоит из непривлекательных компромиссов с тиранией, которые дополняются жесточайшим подавлением противников. Писания многих Отцов Церкви почти невозможно читать — и не из-за трудности понимания текстов, а ввиду демонстрируемых ими высокомерия и враждебной настроенности. Значительная часть поднимаемой ими полемики касалась смутно очерченных доктринальных вопросов, которые даже само Священное Писание оставляло без особого освещения. В то же самое время квинтэссенцией учения Христа о любви и прощении зачастую пренебрегали. В этих беспрестанных сражениях за различные кредо и догмы — при имеющемся желании они всегда могут предоставить вам массу поводов для диспута, — христианская церковь часто попирала основные истины, которые особо выделял сам Христос.

В результате современный читатель смотрит на все эти распри с изрядным замешательством и чувством недоверия. Действительно ли победила правая сторона? И кто, в конце концов, представлял здесь правую сторону? Удалось ли Святому Духу одолеть в лоне Христовой церкви бешеный напор заблуждений и обмана? Если так, то Святой Дух зачастую выбирал самые дикие методы для достижения своей цели.

Нигде более в мрачных хрониках ереси нельзя обнаружить такой острый накал противостояния, как на тех страницах, что посвящены истории катаров. Они появились в Южной Франции и Северной Италии примерно в двенадцатом веке. Их пребывание в этих краях совпало по времени с таким расцветом искусства, литературы и культуры, какой в границах Средневековья никогда прежде не наблюдался. Проповедники из числа катаров являли в своем поведении такие образцы доброты и сдержанности, что их стали именовать les bonshommes [7] Добрые люди (фр.). . В отличие от католиков они со всеми поддерживали добрые отношения, даже если расходились по доктринальным вопросам. И при этом они оказались настолько опасны для католической властной структуры, что для борьбы с ними была создана знаменитая инквизиция. В конце концов, они будут истреблены с такой методичной жестокостью, которая могла бы вызвать зависть у современных поборников геноцида. Если занимаешься изучением саг катаров, то возникает странное ощущение, что правда, возможно, была на стороне катаров: к тому времени укоренившаяся церковь уже не имела ничего общего ни с Христом, ни с «добрым Богом», — напротив, была, по сути, одержима силами тьмы.

Кем были катары и откуда они явились? У их католических современников не было сомнений на сей счет: катаризм являлся детищем отвратительной ереси Мани, несколько изменившей свою восточную форму и проложившей себе путь на Западное Средиземноморье. Современные ученые не вполне в этом уверены. Более осторожные из их числа стремятся поставить под сомнение идею непрерывности «великой ереси», как ее стали называть, и фокусируются в первую очередь на разрывах в этой столь часто поносимой традиции. Тем не менее, по-видимому, все же существуют связи между религией Света в Вавилоне и добрыми людьми Прованса. Эти нити протянулись по краям великих религиозных империй христианства и ислама, как они сложились на момент раннего средневекового периода.