Ричард Смоули - Гностики, катары, масоны, или Запретная вера

Интерпретации Харрис этих и других картин извлекают бездну смысла из того, что могло бы показаться лишь эксцентричными, произвольно взятыми деталями. Но могло ли семейство Босха сохранять катарскую веру на протяжении двух веков, не будучи разоблаченным, и могли сам Босх иметь верования, которые шли совершенно вразрез с его внешней деятельностью, не выдавая себя?

В обоих случаях ответ будет «да». В лоне семейных традиций еретические религиозные верования могут передаваться из поколения в поколение на протяжении длительного периода времени, как мы это видим на примере марранов, евреев Испании эпохи Возрождения, которые из рода в род втайне практиковали свою религию, внешне выставляя себя католиками. В несколько более дискуссионном порядке можно заметить, что имели место формы язычества и «древней религии», как утверждают, сохранявшиеся в отдельных семейных традициях на протяжении долгих веков преследований.

Что касается способности Босха вести такое двуличное существование, то она станет более понятной, если мы вспомним, что он жил в той среде, названной Полом Джонсоном в «Истории христианства» «тоталитарным обществом». Недавние примеры существования тоталитарных обществ показывают, что члены их часто доходят до крайних степеней утаивания и всевозможных хитростей, чтобы защитить себя. А с учетом сферы идейного влияния, технологических ограничений той эпохи и политической ситуации разъединенности Европы христианский мир времен Босха можно определить не просто как тоталитарное общество, но как замечательно успешное тоталитарное общество. Ни одно фашистское или коммунистическое государство в двадцатом веке не было способно осуществлять такой масштабный контроль за населением — и это на протяжении веков, а не десятилетий. Современному американцу трудно представить, каково это — на протяжении всей жизни лицемерно выказывать приверженность ценностям, прямо противоположным тем, к которым лежит сердце, а это было частым явлением. Во многих уголках мира люди и сегодня вынуждены поступать так же.

Даже если Босх и другие, подобные ему, продолжали практиковать катаризм секретно, они являлись последними наследниками умирающей традиции. Великая дуалистическая ересь, начавшаяся с Мани более чем за тысячу лет до описываемого здесь периода, в итоге угасла с началом новой эпохи. Мы определяем это по тому простому факту, что, когда в Европе в шестнадцатом-семнадцатом веках появляется религиозная терпимость, никаких доселе скрытых катаров на политической арене не появилось. К тому времени все они уже исчезли — скорее всего были поглощены либо католицизмом, либо десятками протестантских сект, возникших после Реформации.

И все же катарское наследие запечатлелось в памяти и легендах. Parfaits, сожженные в Монсегюре, которых раньше поносили как еретиков, ныне прославляются как мученики за дело религиозной свободы. Трубадуры чествуются как подвижники, возродившие традицию божественного женского начала и век мужского доминирования. Катарское влияние, возможно, дошло до нас даже посредством повседневного языка. Французы часто говорят о le bon Dieu, «добром Боге». Возможно, эта фраза, ныне воспринимаемая как нечто само собой разумеющееся, родилась очень давно из представления, что есть «добрый Бог», которого следует отличать от другого Бога, являющеюся злым? Может быть, это избитое выражение является окаменелостью катарской теологии, сохраняющейся в янтаре повседневной речи.

Теперь, когда мы закончили с рассмотрением истории великой дуалистической ереси — от момента ее зарождения до самой ее смерти, — стоит задаться вопросом, в какой степени сохранился гностический импульс в лоне доминирующего христианства. Как это ни удивительно, ответ будет: в большой степени. Католическая и православная церкви не могли воспринять некоторые центральные идеи древних гностиков, особенно касательно того, что Бог Ветхого Завета представлял собой низшее божество, а мир явился его уродливым порождением. И тем не менее часть основных гностических тем нашла себе дорогу в официальное христианство — иногда как прямое наследие гностических школ, но также и как элементы универсальной эзотерической доктрины, без которой ни одна религия не может просуществовать длительное время.

Первой среди этих идей, инкорпорированных христианской церковью, становится идея иерархии невидимых сущностей, находящихся между телесной реальностью и безграничностью самого Бога. Некоторые работы духовного характера рассматривают эти фигуры как сомнительные и, возможно, враждебные по отношению к человечеству. Древний текст, известный как «Первая книга Еноха», комментирует то место в Книге Бытия, где говорится о «сынах божиих», которые взяли себе в жены «дочерей человеческих» (Быт 6:2). В «Первой книге Еноха» эти сыны божии, или «ангелы», представлены как крайне двусмысленные сущности. Они учат человеческий род полезным искусствам и ремеслам, но их мотивацией является вожделение к «красивым, миловидным дочерям» человеческим, и когда они берут их себе в жёны, у них рождаются «гиганты… которые поглотили все приобретения людей». Мировидение гностиков формировалось отчасти под влиянием таких текстов, они считали этих темных ангелов архонтами — силами духовного закрепощения, встающими на пути к внутреннему просветлению. Католическое и православное христианство часто прибегало к подобным же системам, но в этих вероисповеданиях архонты из злых космических повелителей превращались в ангелов и архангелов, занимавших соответствующие места в небесной иерархии.

В числе самых значительных описаний небесной иерархии — «Небесная иерархия» Дионисия Ареопагита. Настоящий Дионисий был обращен в веру Павлом (Деян 17:34), но этот Дионисий не писал данный трактат, — по-видимому, это была работа анонимного греческого богослова, жившего в шестом веке нашей эры. Тем не менее я буду называть его этим именем, поскольку никакого другого нам неизвестно. Дионисий изображает девять родов небесных сущностей, организованных в три триады: на самом верху — престолы, херувимы и серафимы; в середине — власти, силы и господства; в самом низу — ангелы, архангелы и начальства [14] В некоторых русских богословских классификациях именуются «началами». .

Неясно, где взял Дионисий эту систему. Похоже, он сам не всегда достаточно четко ее представляет. Но на свой лад он доносит до читателей остатки гностического наследия, как оно будет усвоено ортодоксальным христианством. Его вариант использования гностического наследия в значительной мере повлиял на формирование средневекового христианского мировидения.