Збигнев Войцеховский - Святые и порочные

В.О. Ключевский откомментировал эти слова Мстислава: «Так в первый раз произнесено было в княжеской среде новое политическое слово подручник , т. е. впервые сделана была попытка заменить неопределенные, полюбовные родственные отношения князей по старшинству обязательным подчинением младших старшему, политическим их подданством наряду с простыми людьми».

Увидев остриженного посланца (что уже само по себе было оскорблением) и услышав эти слова, Боголюбский забыл о своем миролюбии и приказал собираться в поход. Немалое ополчение суздальской земли в пути пополнилось новгородцами, черниговцами, войсками княжеств полоцкой земли. Довелось выставить ополченцев в поход против родных братьев и Роману Ростиславичу – выбора у него не было, в противном случае армия Боголюбского сожгла бы Смоленск. Узнав о наступлении, Михалко снова переметнулся на сторону Андрея и занял Киев. Рюрик заперся в своей прежней вотчине Белгороде, Мстислав – в Вышгороде, Давид же поехал просить помощи у галицкого князя. Полагая Мстислава зачинщиком «сей смуты», Боголюбский приказал захватить его. Разношерстное войско осадило Вышгород. Осада продолжалась 9 недель. Большинство князей, участвовавших в походе, просто повиновались воле Андрея либо личной неприязни к Ростиславичам. Но были среди них и те, кто сам хотел стать киевским князем. Вот как это описывал Костомаров:

«Двоюродный брат Ростиславичей, Ярослав Изяславич Луцкий, пришедший со всею волынскою землею, искал для себя старейшинства и киевского стола, чего добивался также Святослав Всеволодович Черниговский, старейший князь в ополчении. Самого Андрея здесь не было, чтобы решить этот спор своею могучею волею; а все эти князья, сами того не сознавая, только затем и явились под Вышгород, чтобы дать возможность Андрею назначить в Киев такого князя, какого ему будет угодно».

Затянувшееся «стояние» давало возможность поостыть и задуматься. Ярослав Изяславич, рассорившись со своим явным конкурентом в борьбе за киевский престол Святославом Всеволодовичем, переметнулся к Ростиславичам и увел свое войско, чтобы, соединившись с Рюриком Ростиславичем, ударить по вчерашним союзникам. В то же время стало известно, что на помощь Ростиславичам идут галичане. Вчерашний перевес в силе растаял как дым. Со своей стороны большая часть союзников Боголюбского не имела ни поводов, ни охоты продолжать войну, как теперь говорят, «до победного конца». Смоленцы и вовсе пришли к Вышгороду не по своей воле. Новгородцы охладели к делу, которое уже не обещало быстрой выгоды. Ополченцам из полоцкой земли было совершенно безразлично, кто будет сидеть в Киеве.

Все это вместе с тем, что сам Боголюбский так и не присоединился к войску, а также с тем, что слухи сильно преувеличивали усиление противной стороны, привело к тому, что в стане осаждающих поднялась паника. И ночью, даже не дождавшись рассвета, войска их бежали в таком беспорядке, что многие ратники утонули, переправляясь через Днепр. Увидев это, Мстислав с дружиной сделал вылазку, погнался за ними, овладел их обозом и захватил много пленных. За эту победу над войсками двадцати князей со всех концов русской земли вышгородский князь в дальнейшем назывался не иначе, как Мстиславом Храбрым.

В летописях в память об этом неудачном походе остались такие строки: «Так-то, князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием: распалился гневом, возгородился и напрасно похвалился; а похвалу и гордость дьявол вселяет в сердце человеку».

Неисповедимы пути Господни – не прошло и года, как Ростиславичи сами обратились к Андрею с предложением помочь вернуть Киев Роману. Однако Боголюбский промедлил с ответом. А внезапная смерть не позволила ему определиться с решением.

Но что же оставил после себя Андрей Боголюбский?

Вот что об этом писал Костомаров:

«При всем своем уме, хитрости, изворотливости Андрей не установил ничего прочного в русских землях. Единственным побуждением всей его деятельности было властолюбие: ему хотелось создать около себя такое положение, в котором бы он мог перемещать князей с места на место, как пешки, посылать их с дружинами туда и сюда, по своему произволу принуждать дружиться между собою и ссориться и заставить их всех волею-неволею признавать себя старейшим и первенствующим. Для этой цели он довольно ловко пользовался неопределенными и часто бессмысленными отношениями князей, существовавшею рознью между городами и землями, возбуждал и разжигал страсти партий; в этом случае ему оказывали услуги и новгородские внутренние неурядицы, и неурожаи новгородской земли, и давнее отчуждение полоцкой земли от других русских земель, и родовая неприязнь Ольговичей и Мономаховичей, и неожиданные вспышки вроде ссоры Ростиславичей со Мстиславом Изяславичем, и более всего те дикие противогражданственные свойства еще неустановившегося общества, при которых люди не умеют согласить личные цели с общественными, и легко можно расшевелить страсти надеждою на взаимный грабеж: все это, однако, были временные средства и потому имели временный характер. Кроме желания лично властвовать над князьями, у Андрея едва ли был какой-нибудь идеал нового порядка для русских земель. Что же касается до его отношений к собственно Суздальской-Ростовской волости, то он смотрел на нее как будто на особую землю от остальной Руси, но которая, однако, должна властвовать над Русью. Таким образом он заботился о благосостоянии своей земли, старался обогатить ее религиозною святынею и в то же время предал на разорение Киев со всем тем, что было там исстари святого для всей Руси. В какой степени оценила ею заботы сама суздальско-ростовская земля, показывает его смерть… Властолюбивый князь, изгнавши братьев и тех бояр, которые недостаточно ему повиновались, правил в своей земле самовластно, забывши, что он был избран народом, отягощал народ поборами через своих посадников и тиунов и по произволу казнил смертью всякого, кого хотел. Ужасные варварства, сообщаемые летописями об епископе Феодоре, его любимце, достаточно бросают мрачную тень на эпоху Андреева княжения, если бы даже половина того, что рассказывалось, была правда. Андрей, как видно, час от часу становился более и более жестоким».

Как уже говорилось выше, построив на месте явления ему Богоматери село Боголюбово, Андрей со временем сделал его своей постоянной резиденцией и жил там практически безвыездно. Однако именно это место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, и стало местом его смерти.

Во многом князь сам был виноват в том, что с ним произошло. Неудачный поход на Киев не прибавил ему популярности, скорее наоборот, лишь усилил напряженность в отношениях с боярством. Не доверяя «своим», разогнав отцовых бояр и собственных родственников, Андрей окружил себя иноземцами, надеясь, что будучи здесь чужими, они будут служить ему более верно. Он ошибся, как ошибались многие до него и многие после.