Александр Лопухин - Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

Павел и его проповедь, «братья» и их собрания были у всех на языке, и немало ропщущих проклятий произносилось против них жрецами и жрицами, а также и сотнями приживалок, собирающихся вокруг всякого большого учреждения. Наконец это худо скрываемое озлобление прорвалось наружу. Более всего убытков понес от уменьшения благоговения к богине и ее святилищу некий серебряных дел мастер, по имени Димитрий, который продавал поклонникам маленькие серебряные модели храма и изображения в память посещения ими Ефеса и его храма. Да и не только в Ефесе, но и в каждом знаменитом центре языческого культа спрос на эти вещи вызывал много предложений их со стороны промышленников. Димитрий нашел, что его промышленность начинает подрываться, и он, прикрываясь ревностью к храму и богине, решился, насколько это было возможно для него, принять меры с целью остановить грозящее ему разорение. Созвав на собрание всех художников и простых рабочих, занимавшихся этим ремеслом, он обратился к ним с речью, в которой сначала возбудил их страсти предостережением о грозящем им разорении, а затем взывал к их дремлющему фанатизму об отмщении за оскорбленное величие их храма и упадающее великолепие богини, которую де боготворила вся Азия и весь мир.

Речь эта была как бы искрой для горючего материала. Среди слушателей раздался яростный крик: «Велика Артемида Ефесская!» – и по всему городу началось смятение. Пылая мщением к главному виновнику понесенных убытков, мятежные художники и ремесленники хотели схватить самого ап. Павла, но, не найдя его лично, схватили двух его сотрудников, Гаия и Аристарха, и повлекли их в театр – на отмщение и поругание толпы. Узнав об опасности, которая грозила его возлюбленным сотрудникам, апостол хотел сам идти в театр, чтобы пожертвовать собой, но власти города удержали его, так как опасались усиления народного смятения. Смятение это грозило опасностью побоища не только христианам, но и иудеям, которых народ не отличал от христиан. Чтобы отвратить эту опасность, из среды иудеев выступил некий Александр, попытавшийся обратиться к толпе с речью, что иудеи отнюдь не повинны в этом деле.

Но лишь только толпа разглядела иудейские черты оратора, как заглушила его речь яростным криком: «Велика Артемида Ефесская!» – и готова была приступить к одному из тех ужасных побоищ, которые не раз претерпевались иудеями в Александрии и других больших городах Востока. Опасность была страшная, но, к счастью, она отвращена была мужеством городского блюстителя порядка, пользовавшегося общим уважением населения. Пренебрегая всякой личной опасностью, он смело выступил перед лицом разъяренной толпы и обратился к ней с спокойной, но внушительной речью, которая образумила толпу. «Ефесяне! – воскликнул он. – Какой человек не знает, что Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета? Если же в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными и не поступать опрометчиво. А вы привели этих мужей, которые ни храма Артемидина не обокрали, ни богини вашей не хулили. Если же Димитрий и другие с ним художники имеют жалобу на кого-нибудь, то есть судебные собрания и есть проконсулы: пусть жалуются друг на друга. А если вы ищете чего-нибудь другого, то это будет решено в другом собрании. Ибо мы находимся в опасности за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которой мы могли бы оправдать такое сборище». Речь эта сразу произвела поразительное действие. Смятение прекратилось. Умная речь всеми уважаемого человека заставила толпу раскаяться в своем неразумном мятеже и испугаться его возможных последствий, как это намекнул в своей речи блюститель порядка, попеременно действовавший лестью, запугиванием, вразумлением и успокоением. Она живо напомнила им, что так как Азия была сенаторской, а не императорской провинцией и управлялась поэтому проконсулом с несколькими чиновниками, а не пропретором с легионом солдат, то они сами были ответственны за сохранение доброго порядка и, наверно, были бы сочтены виновниками нарушения спокойствия. День беспорядка мог на целые годы невыгодно отозваться на их привилегиях. Да и вообще такое смятение со стороны ефесян было (как доказывал блюститель порядка) недостойным, так как величие их храма не подвергалось никакому оскорблению; оно не оправдывалось ничем, так как нельзя было ничего доказать против этих лиц; оно было излишне, так как под рукой были и другие, более законные средства для возмездия им; наконец, если ни гордость, ни справедливость не могли повлиять на них, то по крайней мере страх римлян мог воздержать их. Народ крайне устыдился своего поступка, и блюститель порядка получил возможность распустить его из театра.

Таким образом опасность для христиан и иудеев была отвращена на время, но лично для ап. Павла дальнейшее пребывание в городе сделалось невозможным, так как одного появления его достаточно было бы для нового воспламенения дикого фанатизма ефесян. Поэтому он поспешил оставить город и направился в Македонию.

По оставлении Ефеса ап. Павел направился в Троаду. Незадолго перед тем он отправил одного из своих юных спутников, именно Тита, в Коринф, чтобы через него убедиться, какое действие произвело там его первое послание, и велел ему прибыть к нему на встречу в Троаду. Но напрасно прождав его там, апостол наконец решил сам посетить церкви Македонии. Он нашел их в цветущем состоянии, видел их преданность себе, твердость в вере, закаленную гонениями, и готовность содействовать сбору милостыни в пользу бедствующих христиан Палестины.

Апостол Павел в Ефесе

Все это было великим утешением для апостола после испытанных им огорчений и невзгод. Наконец к нему присоединился и Тит и передал ему о том спасительном действии, которое произвело его послание к коринфянам. Беспорядки исчезли, преданность апостолу усилилась, и вообще наступило видимое улучшение в церковно-религиозной и нравственной жизни Коринфа, хотя и не совсем еще восстановилось полное спокойствие.

Враги апостола пытались набросить тень сомнения на самое право апостольства Павла, но это уже была бессильная злоба, не имевшая для себя достаточной почвы. Чтобы еще более посодействовать восстановлению мира в Коринфской церкви, ап. Павел написал второе послание к Коринфянам, в котором изложил чувства радости по случаю умиротворения церкви и преподал целый ряд новых наставлений по различным вопросам. В этом послании, между прочим, апостол подтвердил свои права на апостольство, указал на перенесенные и переносимые им бедствия и страдания за Христа, а также упомянул о том, какой крест дан ему Христом на всю жизнь, чтобы он не превозносился, именно «жало в плоть, ангел сатаны». Это «жало в плоть», как уже сказано было выше, вероятнее всего была глазная болезнь, от которой апостол страдал постоянно, и она становилась иногда столь мучительной, что лишала его всякой возможности деятельности и вынуждала обращаться к Богу с слезной молитвой об облегчении.