Лилия Гурьянова - Энциклопедия вопросов и ответов о церкви, христианстве и вере для верующих и неверующих

А почему икона обязательно должна быть освященной?

Не должна.

Молиться можно перед любой иконой, хоть вырезанной из газеты, хоть собственноручно нарисованной. Вовсе без иконы.

Но есть же отличие освященной иконы от неосвященной?

И еще одно недоумение преследовало меня какое-то время. Зачем целовать икону? Потом родился совсем простой, наивный ответ – чтобы быть совсем вместе. Думаю, это верно. Мы прижимаем к сердцу вещь, подаренную любимым человеком. Целуем его фотографию. Сгребаем в охапку его пальто и прижимаемся к нему лицом. Эта неудержимая эмоция имеет духовное обоснование: «Относительно прикосновения Православная Церковь верна своему Основателю, Господу Иисусу Христу. И в Его деяниях по спасению людей прикосновение играет главную роль. Он коснулся руки больной тещи апостола Петра – и горячка оставила ее. Иаирову мертвую дочь Он взял за руку – и девица воскресла. Кровоточивая женщина прикоснулась к одежде Его – и кровь, которая двенадцать лет текла, перестала течь. А Иисус почувствовал силу, что вышла из Него. Когда приступили слепцы, Он прикоснулся к глазам их – и они стали видеть. Петру, когда тот тонул, Он протянул руку – и спас его. Также Он коснулся прокаженного – и тот очистился. Бросились к Нему обезображенные болезнями, чтобы Его коснуться… и которые прикасались к Нему, исцелялись» (Святитель Николай Сербский. Двести слов о вере и любви. Минск, 2006).

Смысл Церкви – литургия. Вне литургии нет ничего, нет самой Церкви. Ее сердце и суть, цель и вершина – Евхаристия, Христова жертва за мир. Создатель мира кладет Самого Себя на алтарь и подает верующим Свои Тело и Кровь. Евхаристия – таинство. Это значит – понять, что происходит, как происходит и описать это – невозможно. Но можно в этом у-част-вовать. Стать частью и членом происходящего. Частью Христова Тела. Членом Его Церкви.

…Священник выносит чашу с телом и кровью: «Со страхом Божиим и верою приступите».

О богослужении, его видах, частях, смыслах написано огромное количество литературы… Здесь же мы поговорим о том, зачем нужно идти на литургию, почему нам так часто до нее не дойти и какие проблемы нередко возникают, когда уже стоишь в храме.

Как мне было скучно на службах! И как я страдала, уверенная, что – одна такая на белом свете. Что вот стоят вокруг нормальные люди, вперив взор в Царские врата и в то, что за ними происходит. Молятся. Парят в высях. И лишь я одна тут – урод. С ноги на ногу переминаюсь, мысли в стороны разбегаются, тягота и тоска. И когда все это закончится?

Хорошо еще, что вся служба отмечена радостными вешками, когда душа стряхивает оцепенение и на краткие мгновения оживает. По ним и шла. От одной до другой. Тропари с клироса зазвучали. Чашу вынесли: «Да помянет Бог во Царствии Своем». «Святая святым». Славление.

Проповедь. Моменты пробуждения – встряхиваешься – и снова потихоньку сползаешь в скуку и вялые мысли о домашних заботах.

Понимаю деток, которые маются на службе. Ибо родители не берут на себя труд вкладывать время и душу, чтобы объяснить, научить, приготовить… Они просто не подозревают, что это нужно делать. И дети стоят по любви к родителям, по доверию к ним. Терпят: «Мама, скоро? Мама, через полчасика, да?»

Сказать кому-либо: здесь скучно, томительно, невыносимо – мне в голову не приходило. Как не пришло бы в голо ву пройтись по улице без юбки.

Но вот однажды…

Дело было в Волгограде. Шли первые дни жизни в семейном православном поселении «Отрада», каждое лето организуемом Свято-Сергиевым епархиальным училищем. Его организатор, бессменный руководитель и духовник священник Анатолий Гармаев написал несколько книг, потрясших меня, как многих и многих других читателей («Психопатический круг в семье», «Этапы нравственного развития ребенка», «От зачатия до рождения», «Пути и ошибки новоначальных» – все они многократно переизданы). Когда оказалось, что в его поселение можно поехать, пожить там, – я схватила под мышку восьмилетнего сына и, благословившись, рванула туда. Там на холмах цвел шалфей. Там помидоры почти с меня ростом тянулись к небу без всяких теплиц и гнулись от плодов. Там поселение жило церковным укладом. В центре под дубом стояла маленькая деревянная церковь. На праздники водили хороводы (настоящие хороводы!). Но главное – там был сам батюшка с его невероятной, невиданной мною ни до ни после улыбкой. И другие люди, юные и довольно зрелого возраста – его ученики и сотрудники. Эта любовь горела во мне несколько лет ярким светом, а ныне, да и теперь – не угасла, нет, разлюбить их было бы немыслимо – но обратилась в тихую теплую благодарность и ежедневную молитву о них.

А в те первые волгоградские, «отрадные», дни все было внове.

Воцерковленные, воцерковляющиеся и вовсе новоначальные православные встали в кружок. Рассчитались на первый-второй. Задание было: рассказать напарнику свою самую животрепещущую на сей момент проблему. Моей визави оказалась весьма «церковного» вида пожилая женщина: невысокая, сухонькая, платок до бровей, губы в ниточку, взор тверд и прям. Говорить с ней было страшно, но надо – человек я послушливый. Итак, что самое важное для меня сейчас?

– Мне скучно на службе. Особенно на всенощной. Литургия еще так-сяк, а вот вечерняя служба… Испуганно краем глаза глянула на собеседницу. Ну, думаю, сейчас такое услышу. И вдруг она прямо на глазах помолодела. Зарумянилась. Глаза заблестели. Улыбнулась. (Да она, оказывается, немногим старше меня!)

– Со мной было то же самое. И сейчас случается. Я делаю при этом вот так… А еще помогает вот такое… А мой духовник посоветовал всем в таком случае…

А на следующий день там же, на лавочке под кряжистым раскидистым абрикосом, другая женщина рассказала мне свою историю на ту же самую тему. (Это я осмелела после вчерашнего и стала задавать вопросы.)

Наталья приехала сюда несколько лет назад. Привезла дочку-подростка на три недели, а та по истечении срока поста вила маму в известность, что остается, никуда от сюда не поедет. Наталья подумала-подумала, съездила домой, уладила дела, уволилась с работы, выдержала все причитающееся от неверующих родителей, как могла успокоила их – и вернулась в Волгоград. К дочери. Жить. Преподавательница Петербургского Университета, ленинградка в энном поколении, владелица квартиры в северной столице – в комнату училищного общежития, которую делила с соседкой.