Стивен Бэчелор - Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

Я отвлекся от мыслей о тяжелом положении Тибета из-за пронзительного трубного звука. На уступе крутого склона холма возле Библиотеки, рядом с горящим огнем, стоял, подбоченясь, лама в очках; он трубил в бедренную кость и звонил в колокольчик. Его взъерошенные волосы были связаны в пучок. Белая с красным ряса была небрежно переброшена через его левое плечо. Когда он не дул в свой рог, он бормотал какие-то слова, что почему-то воспринималось мною как проклятия ворчливым облакам. При этом он вытягивал свою правую руку, сложенную в угрожающую мудру – ритуальный жест, призванный отразить опасность. Время от времени он опускал на землю берцовую кость и рассеивал горсть горчичных зерен – против зловещих туманов.

Затем начался жуткий грохот. Дождь ударил по ржавым железным крышам жилых зданий на дальней стороне Библиотеки, заглушая слова Далай-ламы. Этот шум продолжался в течение нескольких минут. Лама на склоне холма топал ногами, дул в бедренную кость и звонил в свой колокольчик с еще большим усердием. Дождь, обрушившийся на сановников и зрителей, вдруг прекратились.

Когда Далай-лама удалился и зрители разошлись, я присоединялся к небольшой группе моих товарищей инчи. С благоговейным трепетом мы обсуждали, как лама на холме – его звали Еше Дордже – помешал ливню промочить нас до нитки. Я слышал сам себя: «Вы же слышали, как капли продолжали стучать вокруг нас: там, возле Библиотеки, и на тех административных зданиях позади тоже». Другие одобрительно кивали и благоговейно улыбались.

Но, когда я это произносил, я знал, что говорю неправду. Я не слышал дождя на крышах позади себя. Ни капли. Все же, чтобы поверить, что лама остановил дождь с помощью ритуалов и заклинаний, я должен был предположить, что он создал подобие магического зонта, чтобы закрыть зрителей от потоков воды. Иначе то, что произошло, не было бы таким уж удивительным событием. Кто из нас не видел, как дождь падал недалеко от того места, где мы стояли на сухой почве? Возможно, это был всего лишь короткий горный дождик на близлежащем склоне. Но никто из нас не рискнул бы открыто допустить такую возможность. Это означало бы ступить на скользкую дорожку сомнений в мастерстве ламы и, косвенно, во всей тщательно продуманной системе взглядов тибетского буддизма.

В течение нескольких лет я продолжал поддерживать эту ложь. Это было моим любимым (и единственным) примером моего личного опыта сверхъествественных возможностей тибетских лам. Но, как ни странно, всякий раз, когда я произносил ее, она не походила на ложь. Я принял обеты буддийского мирянина, и вскорости должна была подойти очередь монашеских. Я взял на себя моральный запрет на любую серьезную ложь. Во всех других случаях я тщательно, почти невротически, избегал малейшей лжи. Но на эту ложь этот запрет никак не распространялся. Время от времени я пытался убедить себя, что, возможно, это была правда: дождь падал позади меня, но я этого просто не заметил. К тому же мои товарищи – хотя и не без моего влияния – подтверждали мои слова. Но такая логическая гимнастика не могла убеждать меня слишком долго.

Я подозреваю, что моя ложь не казалась мне таковой, потому что она служила подтверждением того, что, как я верил, было большей истиной. Мои слова были искренним и непосредственным выражением наших общих истовых верований. Странным образом я не чувствовал, что это «я» произносил их. Казалось, как если бы что-то намного большее, чем все мы, заставляло их выходить из моего рта. Кроме того, эта истина, ради которой я лгал, была передана нам людьми безупречного морального и интеллектуального облика. Эти добрые, ученые, пробужденные монахи не могли обманывать нас. Они неоднократно говорили, чтобы мы принимали то, чему они нас учили, только после такой тщательной проверки, с какой ювелир изучает кусок золота. Так как сами они, должно быть, подвергали свое учение такому строгому исследованию в течение многих лет обучения и медитации, они, конечно же, говорили не из слепой веры, но на основе собственных знаний и опыта. Следовательно: Еше Дордже остановил дождь с помощью рога из бедренной кости, колокольчика, горчичных зерен и заклинаний.

Следующим утром кто-то в Библиотеке попросил учителя геше Даргье рассказать что-нибудь о практиках, позволяющих управлять погодой. Гешела (как мы назвали его) принадлежал ученой школе Гелуг, в которой обучался Далай-лама. Мало того, что он обладал энциклопедическими познаниями в догматике своей школы, он излучал радость и благонастроенность. Вопрос, казалось, встревожил его. Он нахмурился, затем сказал неодобрительным голосом: «Это нехорошо. Никакого сострадания. Это вредит дэвам». Эти дэвы относятся к классу малых божеств, которые управляют погодой. Устранение их с помощью молитв, мудр и горчичных зерен было проявлениями насилия. Как сторонник всеобщего сострадания гешела не мог поддержать это. Меня удивила его готовность критиковать Еше Дордже, ламу, принадлежащего к школе Ньингма (Древней) тибетского буддизма. И почему, задавался я вопросом, Далай-лама – живое воплощение сострадания – будет поощрять отправление ритуала, который вредит дэвам ?

Тибетские ламы придерживались взгляда на мир, который разительно отличался от того, в котором я был воспитан. Получив образование в монастырях старого Тибета, они не имели ни малейшего представления как о современных открытиях в космологии, физике или биологии, так и о литературных, философских и религиозных традициях, распространенных за пределами их родины. Для них все, что необходимо знать людям, было проповедано Буддой и его последователями за столетия до этого и сохранилось в Кангьюре и Тенгьюре (тибетском буддийском каноне). Отсюда вы могли бы узнать, например, что земля – это треугольный континент в обширном океане, над которым высится величественная гора Сумеру, вокруг которой вращаются солнце, луна и планеты. Под воздействием хороших и плохих дел, совершенных в течение бесчисленных жизней, все живые существа бесконечно перерождаются в виде богов, титанов, людей, животных, призраков и обитателей адов, пока им не повезет узнать и осуществить учение Будды, которое позволит им навсегда выйти из цикла перерождений. Кроме того, будучи последователями Махаяны (Великой колесницы), тибетские буддисты давали обет рождаться заново из сострадания ко всем существам до тех пор, пока последнее из них не будет спасено. Они полагали, что из всех мировых религий один только буддизм способен положить конец всеобщим страданиям. А из различных видов буддизма самым эффективным, быстрым и совершенным признавался тот, что сохранился в Тибете.

Читать дальше