Стивен Бэчелор - Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

Воплощая эти Истины, «мудрый» может «укротить» изменчивую и беспокойную самость так же, как земледелец возделывает поле, лучник изготовляет стрелу, а плотник обрабатывает древесину. Цель состоит не в достижении нирваны, но в особом образе жизни, который позволяет развивать разные стороны человеческой личности. Готама называл этот образ жизни «

восьмеричным» путем. Его составляют: правильные видение, мысль, речь, действия, средства к существованию, усилие, внимательность и сосредоточение. Этот путь охватывает все стороны нашего существования: представления о себе и окружающем мире; взаимоотношения с ближними, выражающиеся в наших словах и поступках; работу и практику внимательности и сосредоточения.

Готама начал и закончил свою деятельность учением о восьмеричном пути. Это первое, о чем он поведал в своей первой проповеди Поворот колеса Дхаммы, и последнее, о чем он говорил со своим учеником Субхаддой на смертном ложе в Кусинаре сорок пять лет спустя. Если взаимозависимое происхождение было Е = тс2 Готамы, то восьмеричный путь был первым шагом по преобразованию этого абстрактного принципа в цивилизационную силу

Готама представлял восьмеричный путь как срединную дорогу, без тупиков безудержной страсти и аскетизма, которые он отверг как «нецивилизованные». Тупик – это путь, который не ведет никуда; идти по нему – все равно что биться головой об стену. Неважно, сколько сил я трачу, потакая своим желаниям или наказывая себя за свою несдержанность, я возвращаюсь к тому же, с чего начал. В одно мгновение я прихожу в восторг и увлекаюсь чем-то, но уже в следующее мгновение испытываю неуверенность в себе и изнываю от скуки, когда ничто не может заинтересовать меня. Я разрываюсь между двух огней, топчась на одном месте. Потакание собственным желаниям и умерщвление плоти – это тупики, которые приводят к внутреннему параличу, не позволяющему жить полной жизнью.

Для Сиддхаттхи Готамы жизнь в Косале стала таким тупиком. Его эксперименты в области медитации и аскетизма тоже оказались тупиками. Под деревом бодхи он понял, что привязанность к любому месту ведет в тупик. Даже монашество и религиозная жизнь могут стать тупиками. «Если кто считает сущностью, – скажет он позже, – практику или добродетели и обеты, чистую жизнь и безбрачие, – это один тупик. Если кто говорит: «Нет никакого вреда в чувственных желаниях», – это другой тупик… Не понимая этих тупиков, одни отстают, а другие заходят слишком далеко».

В меняющемся и непредсказуемом мире практика такого среднего пути требует ловкости и умения. Нет никаких гарантий, что, обнаружив его, человек не потеряет его снова. Этот образ жизни, который, возможно, когда-то приносил облегчение и свободу, может превратиться в еще один тупик, если вы цепляетесь за него слишком крепко. Как образ жизни срединный путь требует постоянного риска и быстроты реакций, основанных на безосновной основе. Зигзаги и повороты на этом пути столь же круты и непредсказуемы, как сама жизнь.

Как можно отыскать этот срединный путь? Просто ждать, пока вы однажды случайно не наткнетесь на него? Или нужно присоединиться к религиозной организации и получить посвящение в него от просветленного монаха? Открывается ли он в момент мистического пробуждения? Или вы заставляете себя встать на него усилием воли? В Запуске колеса Дхаммы Готама показал, что человек может вступить в поток срединного пути, практикуя Четыре Благородные Истины. В соответствии с принципом взаимозависимого происхождения, каждая Истина – условие, которое дает начало следующему: полное познание природы страдания приводит к ослаблению жажды; ослабление жажды приводит к испытанию ее прекращения; и в моменты прекращения жажды открывается свободное и осмысленное пространство самого восьмеричного пути.

Вместо поисков Бога, цели брахманов, Готама учил, чтобы мы обращали свое внимание на то, что является самым далеким от Бога: страдание и боль на этой земле. В обусловленном мире изменения и страдание неизбежны. Только посмотрите, что происходит здесь: существа постоянно рождаются, болеют, стареют и умирают. Это неизбежные факты нашего существования. Как обусловленные существа мы не можем жить вечно. И наедине с самим собой, когда я оставляю маску стоического самообмана, я чувствую, что это невыносимо.

Признать обусловленность жизни означает принять свою судьбу эфемерного, но живого и чувствующего существа. Ницше утверждал, что можно полюбить эту судьбу. Но, чтобы сделать это, нужно сначала принять ее, хотя все инстинктивно не хотят думать о своей смертности. Прямо взглянуть на конечность, обусловленность и боль существования нелегко; для этого требуются внимательность и сосредоточение. Необходимо осознанно отказаться от наслаждения фиксированным местом в пользу понимания обусловленной основы. Я представляю, что в тех местах, к которым я инстинктивно тянусь, отсутствует страдание. Я думаю: «Вот если бы только я мог добраться туда, тогда я больше бы не страдал». Безосновная основа взаимозависимости и обусловленности, однако, не дает такой надежды. Ибо это основа, где вы рождаетесь и умираете, болеете и стареете, разочаровываетесь и страдаете.

Задача полностью познать страдание полностью противоречит тому, чего я склонен желать. Но обусловленный, непостоянный мир не обязан удовлетворять мои желания. Он не может дать мне постоянное и надежное существование, которого я хочу. В этом мире, где все идет не так, как я хочу, вряд ли что-то улучшится. Я изо всех сил пытаюсь упорядочить свою жизнь в соответствии с моими желаниями и страхами, но от меня не зависит, практически, ничего из того, что произойдет в следующее мгновение.