Стивен Бэчелор - Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

ненадежностью и шаткостью.

Дхамма Готамы требует чуткости, которая пронизывает и преобразует отношения с другими. «Кто заботится обо мне, – сказал он, – должен заботиться и о больном». Следуя призыву принять страдание, начинаешь сопереживать тяжелому положению других существ. Их боль становится твоей собственной. Шантидэва более чем через тысячу лет после Первого собора в своем Пути бодхисаттвы идет еще дальше. Он утверждает, что раз сострадательный Будда относился к другим, как к себе, то, покуда в мире есть боль, он тоже будет страдать. «Заботиться» о Будде означает прислушиваться к «зову» (по выражению Эммануэля Левинаса, философа, которого я встретил во Фрайбурге много лет назад), который молча исходит от лика и глаз другого: «Не убивай».

В 2000 году, после пятнадцати лет проживания и работы в Шарпхэме, мы с Мартиной оставили Англию и переехали в Юго-Западную Францию. Четырьмя годами ранее мы выкупили и начали восстанавливать верхний этаж семейного дома Мартины в глухой деревне возле Бордо. Мы встали перед выбором. Руководство Фонда Шарпхэм решило, что колледж, директором и координатором которого были мы с Мартиной, должен был установить формальные связи с британским университетом, чтобы посещение наших лекций давало студентам право получать баллы в счет ученой степени. Поскольку мы совершенно не были в этом заинтересованы и у нас не было соответствующей академической подготовки, чтобы осуществить это, мы решили оставить Девон и поселиться в нашем доме во Франции, где у нас не только появлялось больше времени для творчества и исследований, но также и возникла возможность принимать растущее число приглашений вести медита-ционные ретриты и преподавать буддийскую философию во всем мире.

Наша жизнь во Франции скоро вошла в размеренный ритм. Теперь приблизительно шесть месяцев каждого года мы вели ретриты и читали лекции по всей Европе и Соединенным Штатам, а иногда и в Мексике, Южной Африке, Австралии и Океании. Остальную часть своего времени мы проводили во Франции, ухаживая за домом и садом, сочиняя книги и втягиваясь в семейные драмы многочисленных родственников Мартины. Мы сознательно не создаем медитационные или учебные буддийские центры в своей округе. Впервые более чем за тридцать лет мы можем спокойно наслаждаться обычной жизнью, в которой никто не воспринимает нас в качестве «буддистов». От этого удивительно легко на душе.

Моей матери девяносто шесть лет. Она живет в доме для престарелых в Шропшире. За эти годы ее колких замечаний по поводу того, что я делаю, стало меньше, поскольку моя работа стала больше соответствовать ее представлениям об успехе: я получил премию за путеводитель, принимал участие в радиопередачах, иногда появлялся в телевизоре. Поскольку Далай-лама стал религиозной суперзвездой, она стала еще больше гордиться мной, потому что я общался с ним, когда он был еще мало кому известным беженцем в Индии. Ей никогда не удавалось прочесть больше нескольких страниц какой-нибудь из моих книг («слишком сложно для меня, дорогой»), но от нее не раз слышали, что единственной религией, к которой она испытывает симпатию, является буддизм. Мои непримиримые идеологические разногласия с моим братом Дэвидом давным-давно ушли в историю. Сегодня он пишет картины и книги. Дэвид живет в Лондоне. В 2000 году он опубликовал книгу под названием Хромофобия, которая стала культовым бестселлером. Его работы покупают коллекционеры всего мира, вывешивают в общественных зданиях и выставляют повсюду в Европе, Азии и Америке.

Несмотря на мою постоянную любовь к идеям и практике Дхаммы, я едва ли считаю себя «религиозным» человеком. Преклоняясь перед позолоченной статуей Будды, распевая Сутру сердца, благоговейно сложив ладони или бурча под нос мантру «ом мани падме хум» среди правоверных буддистов, я чувствую себя каким-то самозванцем. Но я люблю гулять вокруг древних ступ, ступать на землю, по которой когда-то ходили Будда и его последователи, или спокойно сидеть в старом храме или святилище, наблюдая за своим дыханием и слушая шелест деревьев снаружи. Если бы «секулярная религия» не была противоречием в терминах, то я с удовольствием принял бы это понятие.

Я больше не думаю о буддийской практике исключительно с точки зрения обретения мастерства в медитации и приобретения «духовных» достижений. Вызов восьмеричного пути Готамы, как я его понимаю, состоит в том, чтобы полноценно и плодотворно жить в этом мире, обогащая все стороны своей жизни: зрение, мысли, слова, поступки, работу и т. д. Каждый аспект жизни требует особой практики Дхаммы. Медитации и одной только внимательности недостаточно. Учитывая необходимость чутко относиться к чужому страданию, с которым я сталкиваюсь каждый раз, когда открываю газету, я нахожу безнравственным принижать требования к этой жизни в пользу «более высокой» цели подготовки к посмертному существованию (или не-существованию). Я считаю себя секулярным буддистом, которого заботят проблемы этого века ( saeculum) независимо от того, насколько несоответствующими и незначительными могут быть мои ответы на них. И если в конце окажется, что существуют рай или нирвана где-то в другом месте, я не вижу лучшего способа подготовиться к ним.

«Палийский канон» – это собрание текстов, приписываемых Сиддхаттхе Готаме, записанных на языке пали. Пали – идиоматическая форма (пракрит) санскрита, языка классических текстов брахманизма, таких как Веды, Махабхарата и Упанишады. Пали относится к санскриту так же, как разговорный итальянский к латыни. Та форма пали, которая дошла до нас, не является, однако, языком, на котором говорил Будда. Готама, по всей видимости, был знаком со многими пракритами, так что он использовал ту или иную диалектную форму в зависимости от того, где и кому он преподавал. Пали, что означает просто «текст», является более литературной версией этих диалектов, которая развилась в течение столетий после смерти Будды и использовалась монахами из различных уголков Индии как общий язык, на котором распространялась и, таким образом, запоминалась Дхамма.

Палийский канон сохранялся в устной традиция, в совместных чтениях целых монашеских общин в течение трех или четырех столетий, прежде чем был впервые записан на Шри-Ланке. Не существует палийского шрифта. Везде, где тексты палийского канона обретали письменную форму, они записывались тем шрифтом, который использовался в той или иной стране. В Шри-Ланке Канон написан сингальским шрифтом, в Бирме – бирманским, и так далее. Аналогичным образом, когда его стали изучать на Западе, Канон был транскрибирован и опубликован Обществом палийских текстов на латинице.