Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Еще сильнее впечатляет версия Роберта Альтера, в которой автор тоже стремится придать тексту оттенок еврейской идиоматики. У него получается и подражать ивриту, и сохранить смысл – как пример приведу вариант, которым он передает еврейское выражение «тоху ва-боху» из первой главы Книги Бытия (Быт 1:2) [в Синодальном переводе – «безвидна и пуста»]. Альтер переводит его словами ‘welter and waste’ [‘буйство стихии и пустошь’], и мы явно чувствуем, что книга далека от нас и чужеродна, но слышим текст на истинном английском. В библейских повествованиях Альтер сохраняет все союзы «и» в начале фраз, но, поскольку мы привыкли к ним благодаря английскому языку в Библии короля Якова, они кажутся совершенно естественными. Несомненно, версия Альтера, с ее сочетанием иврита и свободно воспринимаемого английского стиля, очень близка к Библии короля Якова, которую сам Альтер считает лучшим образцом для переводчиков. Возможно, именно Альтер ближе всех современных переводчиков Библии подошел к тому, чтобы создать такую версию, к которой предстоит стремиться любому переводчику, какую бы литературу тот ни переводил. К настоящему времени Альтер уже завершил перевод всей Еврейской Библии [31].

Если не считать трудов Альтера, то попытки современных переводчиков имитировать иврит не кажутся мне особо успешными, хотя в еврейском языке и есть черты, которые просто идеально сочетаются с английским (скажем, те же повторы союза «и»). Но и равно так же мало кто из переводчиков успешно передал силу текста на современном английском, на что притязают такие версии, как «Новая Английская Библия», «Иерусалимская Библия» и даже «Новая пересмотренная стандартная версия». И если переводчик намерен переосмыслить целые разделы текста и выразить их на современном английском, как это часто делают в литературных переводах, то ему потребуется немалая отвага.

Размышляя о переводах Библии с античных времен до наших дней, я выделил четыре проблемы, связанные с общей темой моих исследований – взаимосвязи между Библией и системами вероучений.

Примечания

Во-первых, даже самые ранние переводы эпохи Реформации содержали примечания, в которых объяснялся перевод: одного только текста переводчикам не хватало. Уже в Античности в версии Иеронима были вступления ко многим книгам; в Средние века большинство читателей встречались с Библией через Глоссу, причем весьма приукрашенную; такие переводчики, как Тиндейл, добавляли пространные примечания, в этом случае склоняясь, в общем смысле, к тому же направлению, в котором шел Лютер. Возможно, именно эти примечания и привели к тому, что Тиндейла осудили как еретика: в пассажах, часто переведенных из труда Лютера, он вбивал в сознание читателей доктрину оправдания одной только верой и обрушивался с критикой на современное ему католичество. И в стремлении защитить доктрину оправдания верой он зашел так далеко, что восхвалял патриархов, когда те обманывали и лгали – ведь обман и ложь проистекали из веры, – и утверждал, будто даже убийство и ограбление – это святые деяния, если Бог велит их совершить:

Иаков ограбил Лавана, своего дядю; Моисей ограбил египтян; и Авраам готовится убить и сжечь своего собственного сына. И все это святые деяния, ибо они совершались в вере в повеление Божье. Красть, грабить, убивать – все эти деяния среди мирских людей не считаются святыми, но если они свершены теми, кто имеет свое доверие в Боге, они святы, когда Бог повелевает их совершить [32].

Лютер тоже сопровождал свои переводы долгими примечаниями, а еще там были иллюстрации (их автором был Лукас Кранах Старший).

Все католические переводы точно так же выходили с примечаниями, призванными противоречить примечаниям протестантов и показать согласованность Библии с католическим доктринами. Никто не хотел позволить тексту говорить за себя самого, даже те, кто, подобно Лютеру, утверждал, что Священное Писание, в сущности, представало совершенно ясным и было «своим собственным толкователем» ( suae ipsius interpres ). Даже сегодня в католических версиях Библии приводятся комментарии; впрочем, они минимальны. Например, в католическом издании «Пересмотренной стандартной версии» есть примечания к пассажам, подобным тем, в которых говорится, что у Иисуса были братья и сестры; католики уверяют, что это были более дальние родственники, сводные братья и сводные сестры, – ведь если счесть их родными братьями и сестрами, это поставит под сомнение доктрину о вечной девственности Марии, матери одного лишь Иисуса. В «Иерусалимской Библии» примечания чаще просто носят информативный характер, но и они (а иногда и сам перевод) неприкрыто намекают на то, что католические доктрины, подобные этой, необходимо рассматривать как такие, истинность которых брезжит сквозь библейский текст. Стих из Евангелия от Матфея (Мф 1:25) обычно переводят как «…и не знал ее [Иосиф. – Авт .] до тех пор, пока не родила она сына» [79], – именно так, например, переводит «Новая пересмотренная стандартная версия» – но «Иерусалимская Библия» передает эти строки иначе: «…хотя не имел он соития с ней, она родила сына». К стиху прилагается сноска, в которой мы читаем:

Дословно: «…и не знал ее до тех пор, пока не родила она сына». Текст не связан с последующим периодом и, взятый сам по себе, не доказывает вечную девственность Марии, о которой, впрочем, везде говорится в Евангелиях и которую подтверждает церковное предание.

Справедливо будет назвать такой подход лицемерным. Перевод выглядит неестественным, а сноска внушает мысль, будто Евангелия всецело поддерживают доктрину. Вот только они поддерживают ее лишь в том случае, если толковать евангельские упоминания о братьях и сестрах Иисуса в соответствии с упомянутой сноской. Именно из-за подозрения в том, чего можно достичь посредством хитрых формулировок, переводчиков «Авторизованной версии» настоятельно попросили не давать никаких примечаний, помимо тех, которые крайне важны для объяснения иврита или греческого языка. Впрочем, даже это было в каком-то смысле наивным, ведь «исключительно разъяснительное» примечание, оставленное одним, становится предвзятым толкованием для другого.

Предвзятые переводы

Во-вторых, одной из заметно ярких особенностей переводов, созданных в эпоху Реформации – и наряду с этим чертой, причиняющей переводчикам немало хлопот – была передача тех или иных очень важных терминов таким образом, который поддерживал богословские позиции авторов. Так, Тиндейл передает греческое слово ἐκκλησία (в традиционной передаче – ‘церковь’) как ‘собрание’ (англ. ‘congregation’ – также ‘приход’, ‘паства’), а греческое πρεσβύτερος (согласно традиции – ‘священник’) как ‘старейшина’, и оба этих варианта подрывают католические доктрины о Церкви и рукоположенном священстве. Даже в позднее время, в начале XVII столетия, когда уже появилась Библия короля Якова, редакторам, проводившим пересмотр и исправление текстов, давали ясное наставление – избегать этих спорных вариантов перевода: «…надлежит сохранять слова, принятые в Церкви прежде, а именно: не переводить слово “Церковь” словом “Собрание”» [33]. Конечно же, то, что спорно для одних, для других является очевидной истиной, и, несомненно, большинство современных исследователей Нового Завета согласились бы с Тиндейлом в том, что слово πρεσβύτερος не обозначает священника: для этого в греческом языке есть слово ἱερεύς, и оно ни разу не применяется в Новом Завете ни к какой форме церковного служения.