Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Я человек, испытавший горе

от жезла гнева Его.

Он повел меня и ввел

во тьму, а не во свет.

Так, Он обратился на меня

и весь день обращает руку Свою.

То, что нам удалось открыть древнееврейскую поэзию, влечет за собой важные последствия. Она не только ценна сама по себе, но и дает нам возможность различить паузы между стихами и прозой и тем может внести свой вклад в теорию о том, как сочинялись библейские книги. Скажем, Книгу пророка Иеремии изучают иначе с тех пор, как мы увидели, что некоторые пассажи написаны в стихах, а некоторые – в прозе: благодаря этому появилась гипотеза о том, что два вида текстов, вероятно, исходят из разных источников. Может быть, Иеремия был поэтом, а более поздние редакторы добавили широкие разделы в прозе (и часто «второзаконнической» прозе – см. главу 2) [4].

В число главных собраний стихов в Еврейской Библии входят Книга Иова и Книга Притчей. Мы уже рассмотрели их как «учительные книги». Но Псалтирь – это классический пример еврейской поэзии. Библейские псалмы не образуют отдельный жанр, как «учительные книги», повествования и пророчества, но представляют собой разнообразный свод самых различных стихотворений. В большинстве своем это молитвы, обращенные к Богу, либо личные, либо возносимые в группе (а порой и те и другие), и часто их относят к «плачевным песням», хотя иногда термин «прошения» мог бы подойти лучше.

Господи! услышь молитву мою,

и вопль мой да придет к Тебе.

Не скрывай лица Твоего от меня;

в день скорби моей

приклони ко мне ухо Твое;

в день, [когда] воззову [к Тебе],

скоро услышь меня.

Для чего, Боже, отринул нас навсегда?

Возгорелся гнев Твой на овец пажити Твоей?

Вспомни сонм Твой, который Ты стяжал издревле,

искупил в жезл достояния Твоего [25] Англ. (NRSVA): ‘Remember your congregation, which you acquired long ago, which you redeemed to be the tribe of your heritage.’ (‘Вспомни сонм Твой, который Ты стяжал издревле, искупил, дабы стал он племенем наследия Твоего’). .

Из этих примеров видно: молитву или псалом можно возносить и от имени отдельного человека, и от имени всего сонма Израильского. Следовательно, у нас есть право говорить о «личных» и «общих» молитвах. Но все сложнее: порой псалмы меняют фокус и переходят на другой. Псалом 101 – хороший пример. Первые двенадцать его стихов выглядят как личная молитва: человек обращается к Богу, прося помочь в некоей серьезной болезни, приносящей страдания. А потом мы читаем:

Ты восстанешь, умилосердишься над Сионом,

ибо время помиловать его, —

ибо пришло время;

ибо рабы Твои возлюбили и камни его,

и о прахе его жалеют.

Такое впечатление, что личная плачевная песнь преобразилась в общее стенание о разрушении Иерусалима. Эта тема продолжается в дальше, на всем протяжении псалма, но личная скорбь все равно прорывается снова:

Изнурил Он на пути силы мои,

сократил дни мои.

Я сказал: Боже мой! не восхити меня

в половине дней моих.

Твои лета

в роды родов.

И тем не менее в конце мы возвращаемся к общему упоминанию:

Сыны рабов Твоих будут жить,

и семя их утвердится пред лицем Твоим.

Можно объяснить это тем, что два псалма просто сплели воедино – но вот именно здесь это не выглядит вероятным. Псалом внушает ясное впечатление единства и связности. Возможно и то, что личная плачевная песнь обрела общий характер – а может, напротив, общее стенание стало глубоко личным, – благодаря тому, что добавили дополнительный текст. Но опять же: чувство единства выставляет это предположение в непривлекательном свете, хотя, конечно, есть псалмы, для которых оно могло бы показаться вполне разумным – скажем, псалом 129.

Из глубины взываю к Тебе, Господи.

Господи! услышь голос мой.

Да будут уши Твои внимательны

к голосу молений моих.

Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, —

Господи! кто устоит?

Надеюсь на Господа, надеется душа моя;

на слово Его уповаю.

Душа моя ожидает Господа

более, нежели стражи – утра,

более, нежели стражи – утра.

Да уповает Израиль на Господа,

ибо у Господа милость

и многое у Него избавление,

и Он избавит Израиля

от всех беззаконий его.

Кажется, здесь личная молитва о прощении была усилена двумя стихами, обращенными к народу. Тот же паттерн виден в псалмах 124 и 127: благословления провозглашаются на праведных и их семьи, но завершаются псалмы так: «Мир на Израиля!» (Пс 124:5, 127:6).

Возможно, в псалме 101 – как и в других сложных псалмах – нужды человека отождествляются с нуждами народа, и текст сознательно плавно переводится от личных тревог к всеобщим и обратно. Тот, от чьего лица звучит обращение к Богу в псалме 101, отождествляет свою беду с горем своего народа, и наоборот, и не видит никакой неуместности в том, чтобы упомянуть сперва себя, а потом и всех. Возможно, кто-то захочет предположить, что такова черта древнего менталитета, но лично мне кажется, что мы не так далеко ушли: в наши дни человек может отождествлять себя с корпорацией, нацией, политической партией, церковью или спортивным клубом. Границы между «я» и «мы» могут быть очень подвижными.

Фокус псалмов перемещается, словно маятник, то к личному, то к общему, и стоит нам только спросить: а как применялись псалмы в Древнем Израиле? – и колебания становятся еще сложнее, чем те, о которых мы только что говорили. В Еврейской Библии не так много свидетельств того, как именно использовалось собрание псалмов, хотя в Книгах Паралипоменон есть упоминание о том, что они их пели в Храме во время богослужения. Это подтверждение такого обычая во Втором Храме, возведенном после освобождения евреев из Вавилонского плена – а не в Первом, который построил царь Соломон, хотя летописец притязает на то, что он говорит именно о Храме Соломона (см.: 1 Пар 16, 2 Пар 5). Даже если в Храме и пелись плачевные песни, вероятно, их не пели в собрании: нам не следует воображать себе ни конгрегационное пение, ни даже большой хор. Личные плачевные песни, скорее всего, и пелись в одиночку – и пели их не обязательно сами страждущие, а скорее всего, наемные плакальщицы. Иеремия упоминает «плакальщиц, искусниц в этом деле», которые могли пропеть погребальную песнь над усопшим – см. Иер 9:17–22, где те поют: «Смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши». Но это же может оказаться справедливым и для общих стенаний, когда один человек поет плачевную песнь от лица всего народа. Как только мы рассмотрим эту возможность, граница между общими и личными плачевными песнями станет еще более зыбкой.

Но были ли псалмы написаны именно для богослужений? Этого мы не знаем. В современном мире лирические поэмы, созданные для личного прочтения, порой используются именно так. Например, Джордж Херберт (1593–1633) создал немало стихотворений, которые часто поются как гимны в англиканских Церквях епископальной традиции. Равно так же можно размышлять над песнями, написанными для общего исполнения, и делать их частью личной молитвы – так поступают со многими гимнами Лютера. Если у нас только текст и не указано, где именно его применяли, в каком контексте он звучал и с какой целью составлялся, мы ничего не можем сказать об этом – и, в любом случае, у многих псалмов со временем могла поменяться роль.