Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

До этих пор мы говорили о «плачевных песнях», но в Псалтири много и других псалмов, и хвалебных, и благодарственных, – и о них тоже можно спросить: а как их читали – как выражение личных или общих чувств? Некоторые выглядят так, словно их предназначали для общего, публичного контекста.

Воскликните Господу, вся земля!

Служи́те Господу с веселием;

идите пред лице Его с восклицанием!

Познайте, что Господь есть Бог,

что Он сотворил нас, и мы – Его,

Его народ и овцы паствы Его.

Входите во врата Его со славословием,

во дворы Его – с хвалою.

Славьте Его, благословляйте имя Его,

ибо благ Господь:

милость Его вовек,

и истина Его в род и род.

Радуйтесь, праведные, о Господе:

правым прилично славословить.

Славьте Господа на гуслях,

пойте Ему на десятиструнной псалтири;

пойте Ему новую песнь;

пойте Ему стройно, с восклицанием.

К таким псалмам мог обратиться и одиночка, но только воспринимаемый как «один из народа Израильского». Но есть и личные благодарения, например, псалмы 33 и 39.

Благословлю Господа во всякое время;

хвала Ему непрестанно в устах моих.

Господом будет хвалиться душа моя;

услышат кроткие и возвеселятся…

Я взыскал Господа, и Он услышал меня,

и от всех опасностей моих избавил меня…

Сей нищий воззвал, – и Господь услышал

и спас его от всех бед его.

Твердо уповал я на Господа,

и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой;

извлек меня из страшного рва,

из тинистого болота,

и поставил на камне ноги мои

и утвердил стопы мои;

и вложил в уста мои новую песнь —

хвалу Богу нашему.

Здесь мы, опять же, можем вообразить, как группа поет или читает псалом, в котором идет обращение от лица лишь одного псалмопевца: личность тут можно понимать как представителя группы. А с другой стороны, одиночка, обратившийся к общим благодарениям в личной молитве, как делали и продолжают делать многие иудеи и христиане.

Ряд библейских псалмов не обращается к Богу ни с плачем, ни с молитвой: в них содержится учение. В пример можно привести псалмы 1, 36, 48, 72, 111. Вот, например, псалом 36:

Не ревнуй злодеям,

не завидуй делающим беззаконие,

ибо они, как трава, скоро будут подкошены

и, как зеленеющий злак, увянут.

Уповай на Господа и делай добро;

живи на земле и храни истину.

Утешайся Господом,

и Он исполнит желания сердца твоего.

Здесь речь ведет не певец, а умудренный опытом человек, и сложно представить, чтобы такие псалмы пели в большом собрании. Если они появились к Книге Притчей, никому бы и не пришло в голову переносить их в Псалтирь. Их пели и поют на христианском богослужении (на иудейской литургии это происходит не так часто), но на подобном фоне они выглядят несколько странно. Еще более странен псалом 118. Он, как и некоторые другие псалмы, написан акростихом, но сложным: в каждом из его двадцати двух разделов каждый из восьми стихов начинается с соответствующей буквы алфавита. Таким образом, в нем есть раздел «алеф», раздел «бет» – и так далее вплоть до раздела «тав», обозначаемого последней буквой еврейского алфавита. Сложно представить, будто он предназначался не для чтения, а для какой-либо иной цели. Это пространное размышление о прелести созерцания Торы, и в каждой строке стоит синоним, обозначающий Тору – законы, суды, постановления… Если взглянуть на природу псалма, то в нем молитва – или плачевная песнь – соединяется с хвалой. Вот показательный отрывок:

Удел мой, Господи, сказал я,

соблюдать слова Твои.

Молился я Тебе всем сердцем:

помилуй меня по слову Твоему.

Размышлял о путях моих

и обращал стопы мои к откровениям Твоим.

Спешил и не медлил

соблюдать заповеди Твои.

Сети нечестивых окружили меня,

но я не забывал закона Твоего.

В полночь вставал славословить Тебя

за праведные суды Твои.

Общник я всем боящимся Тебя

и хранящим повеления Твои.

Милости Твоей, Господи, полна земля;

научи меня уставам Твоим.

Некоторых этот псалом утомляет. Безусловно, 176 его стихов кажутся бесконечными. Но я соглашусь с тем, что сказал о нем Клайв Стейплз Льюис: это прекрасное творение, еврейский эквивалент идеального сонета [6]. В христианской традиции он долгое время читается вслух на «Малых часах» – молитвенных службах между утренним и вечерним богослужением; такому порядку в большей мере следуют в религиозных общинах, нежели в миру – и в таком контексте псалом помогает утвердить приверженность общины законам Господним во всех аспектах жизни.

Говоря выше о псалмах, мы рассматривали их в свете распространенного представления – как произведения, предназначенные для общего богослужения в одном из двух Храмов Древнего Израиля (или в том, который возвел Соломон, или во Втором Храме, построенном после освобождения из Вавилонского плена) – или же, в сущности, в местных святилищах, о которых уже многие знали к I столетию до нашей эры. Мы сейчас называем их синагогами – домами для молитвы и учебы. Когда появились синагоги, доподлинно неизвестно, но к I веку до нашей эры они несомненно существовали в Палестине и среди диаспоры, и именно в них передавались и изучались будущие библейские тексты. Разумно предположить, что часть псалмов все же использовалась на общих богослужениях, но мы мало о чем можем уверенно судить. В какой бы обстановке ни применялись псалмы до появления синагог, мы о ней способны только догадываться. И нам неизвестно, кто и когда написал псалмы. Некоторые явно предполагают эпоху, предшествующую Вавилонскому пленению – например псалом 136: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе» (Пс 136:1). Другие, тот же псалом 71, подразумевают, что на престоле все еще пребывает царь. Но большая часть могла возникнуть в самые разные периоды истории Израиля, и, возможно, их создали писцы, храмовые певцы или другие поэты, чья роль в обществе нам неизвестна.

Впрочем, в XX веке появилась школа толкования псалмов – главным образом в Скандинавии, но также и в Великобритании, – и, согласно ее притязаниям, мы могли яснее разобраться в том, как и когда использовались псалмы. Сама школа возникла благодаря трудам Германа Гункеля, немецкого библеиста, исследователя Ветхого Завета (1862–1932) [7]. Гункель одним из первых начал изучать псалмы, проявляя интерес именно к тому, как их могли использовать в Древнем Израиле. Он воспринимал их как религиозную лирику, а не как тексты, предназначенные для общих молитв или песнопений – но при этом, что принципиально важно, он утверждал, что псалмы создавались по образцу текстов, используемых на общих собраниях прежде, в древние времена. Он выделил различные виды псалмов и распределил их в систему: на нее я и ориентировался, когда говорил, скажем, о личных и общих плачевных песнях. Его ученик, норвежский библеист Зигмунд Мовинкель (1884–1965) [8], счел, что позиция Гункеля была слишком нерешительной: почему бы не предположить, что для общих собраний использовались те самые псалмы, которые у нас есть? Как мы видели, это предположение вполне разумно. И Мовинкель решил разработать метод изучения, который мог бы помочь нам лучше понять, какую роль играли псалмы на общих собраниях. И лишь недавно его подход уступил место иным вопросам о Псалтири.