Гари Хабермас - Исторический Иисус. Древние свидетельства жизни Христа

«Современная критика показывает, что апостолу относительности уготована гибель от чада его же собственного мозга. Если все исторические концепции относительны и зависят от происходящих событий... то сама концепция относительности тоже относительна. Когда в истории отвергаются абсолюты, отвергается и абсолютизм относительности... концепция относительности тоже исчезнет, как исчезли предыдущие концепции и интерпретации истории... скептик относительности в свое время тоже исчезнет... апостол относительности обязательно будет казнен своей же собственной логикой» [588] Там же, Beard, р. 147. .

Во-вторых, те, кто утверждает, что объективные действия должны отменяться или опровергаться субъективными действиями, делают ложный вывод. Как объясняет Мортон Уайт, «то, что у историков есть предубеждения, само по себе не может быть доводом против существования безличных критериев». Вывод, что предрассудки опровергают всякое историческое знание, ошибочен; с тем же успехом можно было бы утверждать, что эмоции, которые вызывает у врача болезнь пациента, означают невозможность правильного диагноза [589] Там же, White, pp. 194-195. Аналогию с врачом (с. 199) Уайт заимствует у Сидни Хука. . С этой мыслью соглашается и Эрнест Нагель: «... сама по себе избирательность в исследовании – не повод сомневаться в объективно подтвержденном характере его выводов...» [590] Nagel in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 210.

В-третьих, неадекватность релятивистского подхода к историографии состоит в том, что его сторонники не проявляют скептического отношения к собственной позиции – возможно, потому, что иначе писать исторические труды было бы невозможно. Поэтому, несмотря на свой релятивизм, они стремятся описать то, что действительно происходило в истории. Уайт критикует скептический подход Бирда, поскольку он не распространяется на «научные работы» последнего, посвященные сущности истории [591] Там же, White, pp. 200-201. . Так, собственную работу об экономическом подходе к американской конституции [592] Charles Beard, An Economic Interpretation of the Constitution (New York: Macmillan, 1935). Бирд считает «объективной и основанной на фактах» [593] White in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 210. Уайт идет дальше и утверждает, что Бирд противоречит самому себе в рассуждениях о том, возможно ли нейтральное изучение истории (стр. 196-197). . Эту проблему признает и Майерхофф, отмечая, что Бирд «так и не находит золотой середины» между объективными и субъективными элементами в собственной историографии» [594] Meyerhoff, Philosophy of History, p. 138. .

В-четвертых, предрассудки можно допускать, признавать и исправлять. По словам Нагеля, «уже то, что мышление, окрашенное предрассудками, можно выявлять, а его истоки – исследовать, означает, что стремление к объективному изучению истории вовсе не безнадежно» [595] Там же, Nagel, p. 213. . Историки могут избегать разрушительных последствий предрассудков. И хотя от некоторых предрассудков нельзя избавиться полностью, Уолш напоминает: «Каждый известный историк признает, что его работа нуждается в определенной объективности и беспристрастности», которые позволяют отделять факты от пропаганды, эмоций и личных заблуждений [596] Walsh, Philosophy, p. 19; см. также другие комментарии в: Walsh in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 217, 222, 224; Dray, Philosophical Analysis, pp. 60-61, 74; Gardiner, Theories, pp. 60-61, 74. .

В-пятых, индуктивные методы, обычно применяемые к историографии, дают познаваемые результаты. Уолш, хотя и придерживается умеренных взглядов по этому вопросу, объясняет: «Исторические выводы так же нуждаются в доказательствах, как и естественнонаучные» [597] Walsh in Gardiner, Theories, p. 301. Большинство историков соглашаются с этим наблюдением. См. также: D. Fischer, Fallacies, pp. 42-43; Pass-more in Dray, Philosophical Analysis, pp. 79-80, 88; Berlin in Gardiner, Theories, pp. 324-329; Blake in Gardiner, Theories, pp. 331-332, 339; White in Gardiner, Theories, p. 365. . Бирд даже соглашается с этим выводом: «Историк... видит, как доктрина относительности рушится в холодном свете исторического знания» [598] Beard in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 148. .

Пожалуй, заслуживает удивления то, что историки, которых часто относят к релятивистам, признают возможность знаний о событиях прошлого [599] Некоторые очень интересные высказывания тех, кого считают наиболее известными релятивистами, см.: Wilhelm Dilthey (in Gardiner, Theories, p. 224), Benedetto Croce (in Gardiner, Theories, p. 228 and in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 47), Robin Collingwood (in Essays in the Philosophy of History, ed. by William Debbins New York: McGraw-Hill Book Company, 1965., pp. 102-103 and in Meyerhoff, Philosophy of History, pp. 79-84), Beard (in An Economic Interpretation of the Constitution, and in Meyerhoff, Philosophy of History, pp. 141, 149), and Carl Becker (in Meyerhoff, Philosophy of History, pp. 141-149), and Carl Becker (in Meyerhoff, Philosophy of History, pp. 122-128, 134, 136; см. также Carl L. Becker, The Heavenly City of the Eighteenth-Century Philosophers New Haven: Yale Univ. Press, 1932; reprint 1969., chapters I—II). . Карл Маннхайм, которого Гардинер называет «пожалуй, самым упорным из современных сторонников исторического релятивизма» [600] Важно отметить, что именно поэтому называть этих историков-идеалистов «релятивистами» некорректно. Gardiner, Theories, p. 269. , соглашается, что присутствие субъективных соображений «не предполагает, что нужно отвергнуть постулат объективности и возможность принимать решения при обсуждении фактов» [601] См. Karl Mannheim in Gardiner, Theories, pp. 244, 247. . Поддерживая мысль о возможности объективных фактов, Блейк обращает внимание на значительный объем исторических исследований, признаваемых всеми историками [602] Blake in Gardiner, Theories, p. 331. .

Все это позволяет нам заключить, что попытки релятивистского подхода к историографии сопряжены со многими проблемами (помимо перечисленных) [603] Примеры такой критики несложно найти в соответствующей литературе. Интересное наблюдение делает Фишер: он считает, что релятивисты не видят различия между самим знанием и средствами его получения. (См. Fischer, Fallacies, pp. 44-45). Уайт добавляет, что эта «путаница типична для философии истории – когда психологию исторической интерпретации путают с ее логикой». (См. White in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 199). Еще одна проблема заключается в том, что релятивисты, признавая существование и необходимость объективно познаваемых фактов, не уделяют им должного внимания, отводя специфическую роль интерпретации. (Можно произвести интересное сравнение взглядов, изучив предложенное Коллингвудом Collingwood in Gardiner, Theories, pp. 251-258. различие между «внешними» и «внутренними» аспектами события.) Исайя Берлин выдвигает и другое обвинение: такие термины, как «субъективный» и «относительный», либо «нуждаются в корреляции, либо оказываются бессмысленными». Проще говоря, какой критерий используется для сравнения (Berlin in Gardiner, Theories, pp. 324, 328)? Блейк соглашается с Берлином, сетуя на то, что в противном случае у слов субъективного языка нет «никакого альтернативного осмысленного» значения (Blake in Gardiner, Theories, pp. 335). и потерпели неудачу. Субъективные факторы, часто влияющие на историков, конечно же существуют. Те, кто настаивает на объективности исторического исследования, в этом не сомневаются [604] Что явно признает Нагель (Nagel in Meyerhoff, Philosophy of History, p. 215). . Но объективность возможна в том смысле, который объяснялся выше: объективность как результат адекватного изучения данных и применения к этому результату соответствующих стандартов критики, в том числе альтернативных тезисов, укладывающихся в рамки вероятности. На все вопросы, вызывающие сомнение, необходимо дать ответ, а это подразумевает дальнейшее развитие аргумента и/или его модификацию.