Майкл Рьюз - Дарвиновская революция

Сам Ламарк никогда не заявлял, что жизнь должна являть собой восходящую прогрессию, и даже не давал себе труда интерпретировать палеонтологическую летопись таким образом, чтобы она служила своего рода поддержкой его взглядам. Даже несмотря на то, что ископаемые, возможно, толкнули его на путь эволюционизма, в его теориях, в его ссылках на летопись окаменелостей сквозит чисто поверхностный взгляд. Обратив внимание на то, что в летописи значатся ископаемые, которые, очевидно, более не существуют, Ламарк вкратце замечает, что, поскольку потенциал их количественного прироста настолько велик, что невозможно говорить об их полном исчезновении, то, стало быть, есть все разумные основания считать, что они эволюционировали в современные формы (1:75–81 [44–46]). Все, что потребовалось Ламарку для подобной аргументации, – это факт, что ископаемые формы отличаются от современных организмов; и для этого оказались не нужны никакие последовательности и прогрессии. Коль скоро в том образце поступательной эволюции, который он взял себе за основу, случайно обнаружилась погрешность – полное и окончательное исчезновение организмов, пусть даже это исчезновение того уровня, где один организм эволюционирует в другой, – то, стало быть, нужно ее обойти, и в этом стремлении обойти он заходит настолько далеко, что подвергает сомнению тот факт, что исчезновение вообще возможно.

В конце концов в глазах общественности Ламарк предстал как деист – верующий человек, для которого Бог есть недвижимый движитель, Творец мира и его закон, который не приемлет ни чудес, ни чудесного вмешательства в Божье творение (1:56 [36]). Он бессознательно апеллирует к этому Богу, сам того не подозревая, но при этом не делает ни одной мало-мальски убедительной попытки соотнести себя с Его творением или отыскать в этом творении свидетельства Его существования и Его сущностной природы. Поэтому-то Ламарк и не чувствовал настоятельной потребности доказывать, что каждая полезная характеристика организма – каждая «адаптация» – это свидетельство благодатного замысла Божьего. Возможно, Ламарка, признававшего (да и то неявно) принцип прогресса, и можно было бы счесть тайным телеологом, если бы не то обстоятельство, что сам он не считал, будто Господь продолжает заниматься Своим творением, постоянно обращаясь к нему, чтобы «отлить» новые организмы или «перековать» их характеристики, придав им новое назначение.

Действительно, одно из любопытных качеств, проявляемых Ламарком на страницах своей Philosophie zoologique , – это его беспечное отношение к адаптации. Уж если организму что-то нужно, то он, очевидно, это получит. Как мы уже видели на примере его обращения с летописью ископаемых, он не задается вопросом, исчезнет ли вид с лица земли из-за того, что у него отсутствуют некоторые характеристики, или из-за того, что он не успел измениться с течением времени. Ламарк принимал как более или менее очевидное то обстоятельство, что организмы уже имеют или приобретут то, что им необходимо, дабы приспособиться к своему окружению. Следовательно, хотя это и так очевидно, адаптация представляла интерес для Ламарка только в двух смыслах: во-первых, вся его теория была разработана с целью показать, что организмы адаптируются к новым условиям лишь тогда, когда изменившаяся среда обитания навязывает им потребности, приводящие в действие механизм изменения; а во-вторых, сама по себе она тоже имела особое значение. Конечно же, адаптация и не должна быть фокальной точкой какого бы то ни было биологического исследования, стремящегося ответить на вопрос, почему только у некоторых организмов имеются те адаптивные свойства, которые им необходимы. Более того, хотя Ламарк сознавал, что организмы ведут неустанную борьбу за природные ресурсы, с этой целью, вероятно, даже убивая и пожирая друг друга (хотя и сомневался, что подобное происходит внутри вида), исключая те случаи, когда налицо вмешательство человека, он не считал это реальной угрозой для более слабых индивидуумов как группы – просто этот процесс позволял удерживать их численность в разумных границах.

В истории, как и в физике, мы склонны искать некий закон, согласно которому на каждое действие имеется равное ему противодействие. Стало быть, раз уж мы начали наш рассказ с Франции начала XIX века, откуда исходила первая достойная научная защита ростков органического эволюционизма, то именно на Францию мы должны обратить наш взгляд и теперь, ибо оттуда был нанесен и первый крупный научный удар по тому же органическому эволюционизму. Кратким рассмотрением этого противодействия мы и завершим эту главу [3] Буркхардт (1977) выносит на обсуждение ряд сведений, касающихся позиции Ламарка в научном сообществе, и размышляет над тем, почему он не обзавелся сонмом приверженцев и последователей. За сведения о Кювье я премного благодарен Расселу (1916), Колману (1964) и Боулеру (1976). .

Как это ни парадоксально, но, возможно, именно современник Ламарка, известный ученый, специалист по сравнительной анатомии Жорж Кювье был тем человеком, который подтолкнул его к эволюционизму. Ведь именно Кювье в 1790-х годах первый серьезно заговорил о вымирании многих видов организмов, сравнивая ныне существующих животных с ископаемыми останками. Если бы это действительно было так и если бы сам Кювье признал это, то он, должно быть, горько бы пожалел о подобном поступке, ибо не кто иной, а именно Кювье стал непримиримым противником эволюционизма, высмеивая эволюционистов, особенно Ламарка, со всеми присущими ему авторитетностью, умом, знанием и язвительностью, а уж ими он обладал в избытке. Именно Кювье, например, заявил, что поскольку мумифицированные животные, вывезенные из Египта, абсолютно идентичны ныне живущим формам, то эволюционная гипотеза – вроде той, что выдвинул Ламарк, – истинной быть не может (Кювье, 1822, с. 123). Если бы этот довод попал в руки британским антиэволюционистам, они бы много чего смогли из него извлечь, но для самого Кювье этот довод был поверхностным: в своей оппозиции и противодействии эволюционной гипотезе он всего лишь опирался на основополагающие принципы своего видения биологии.

Кювье как ученый был в неоплатном долгу перед Аристотелем, ибо всем был обязан его взгляду на органический мир, в частности его убежденности в том, что организм следует воспринимать как функциональное целое . Хотя к организму можно подойти и с физико-химической точки зрения, все же организм прежде всего характеризует именно то, что все составляющие его части, подобно частям машины, служат какой-то одной конкретной цели. В отличие от Ламарка Кювье с самого начала был присущ откровенно телеологический взгляд на органический мир, он не пришел к нему, как Ламарк, в процессе научной деятельности (хотя в любом случае теология одного сильно отличалась от теологии другого).