Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий

Следует уточнить, что любое размышление на тему атмана-брахмана представляет собой не столько цепочку логических рассуждений, сколько "духовное упражнение". Осознание своей Самости сопровождается своеобразной вспышкой "внутреннего света" (антаджьоти), а свет — это основной атрибут как атмана, так и брахмана. Речь здесь, несомненно, идет об очень древней традиции, поскольку уже в ведийскую эпоху солнце и свет считались эпифаниями Сущности, Духа, бессмертия и плодородия. В «Ригведе» (I 115.1) говорится, что Солнце — это Жизнь, или атман (Сам) всякой вещи. [515] "Свет есть порождение" (джьотир праджанаман), говорится в «Шатапатха-брахмане» (VIII 7.2.16–17); свет — "производящая сила" ("Тайттирия-самхита" VII 1.1.1). Ср.: Eliade. Méphistophéïès et l'Androgyne, p. 27; idem. Spirit, Light and Seed, p. 3 sq. Выпивший сому получает бессмертие, обретает Свет и соединяется с богами (VIII 48.3). Свет же этот, как говорит «Чхандогья-упанишада» (III 13.7), "который сияет над этим Небом, над всем, над самыми верхними мирами, выше которых ничего нет, этот свет на самом деле тот же свет, который сияет внутри человека (антах пуруша)". [516] "Чхандогья-упанишада" (III 17.7) приводит два стиха из «Ригведы», в которых говорится о созерцании "Света, который сияет выше Неба", и добавляет следующее: "созерцая (этот) Высочайший Свет, сияющий над Мраком, мы достигаем Солнца, Бога среди богов". Осознание единства света внутреннего и света транскосмического сопровождается двумя симптомами, хорошо известными в "скрытой физиологии" — повышением температуры тела и слышанием таинственных звуков (III 13.8). В "Брихадараньяка-упанишаде" (IV 3.7) атман также уподобляется некой сущности, находящейся в сердце человека, которая называется "светом сердца". "Эта чистая сущность, покидая свое тело и поднимаясь к высшему свету, обретает свою истинную форму. Это он, атман. Это бессмертное, это бесстрашное. Это Брахман" ("Чхандогья-упанишада" VIII 3.4). [517] Аналогичным образом в «Мундака-упанишаде» (И 2.10) Брахман называется "чистый, свет всех светов". См. другие примеры в нашем исследовании "Spirit, Light and Seed", p. 4 sq., а также в: J. Gonda. The vision of the Vedic Poets, p. 270 sq.

Тождество «атман-брахман», познаваемое через ощущение "внутреннего света", помогает риши разгадать одновременно тайну сотворения Вселенной и тайну своего собственного существования. Поскольку риши знает, что человек — пленник кармы и в то же время обладатель бессмертного «Самого», то и Брахмана он интерпретирует соответствующим образом. Иначе говоря, он постулирует для Брахмана два явно несовместимых способа существования: «абсолютный» и «относительный», «духовный» и «материальный», «личный» и «безличный» и т. д. В "Брихадараньяка-упанишаде" (II 3.3) Брахман также познается в двух видах: телесном (смертном) и бессмертном. Упанишады, относящиеся к среднему периоду, [518] Важнейшие из них — «Катха», «Прашна», «Майтри», «Мандукья», «Шветашватара» и «Мундака». Точное время их написания установить затруднительно; вероятнее всего, они были созданы между 500 и 200 гг. до н. э. развивают старую тенденцию сведения мирового пространства и сознания к единому принципу, восходящую еще к «Ригведе», на значительно более развитом уровне системности. Так, онтология Вселенной, представленная в «Катха-упанишаде» (см. особ.: III 11 и сл.), отличается особой оригинальностью: наверху располагается Мировой Дух (пуруша); под ним — «непроявленное» (авьякта), соприкасающееся как с «духовным», так и с "материальным"" ниже находится Великий Сам ( махан атма), Дух, проявляющийся в материи, и далее в нисходящем порядке располагается все остальное — прочие формы сознания, органы чувств и т. д. Согласно "Шветашватара-упанишаде" (V 1), в бессмертном и бесконечном Брахмане таятся познание (обеспечивающее бессмертие) и неведение, которое уподобляется смертности.

Эта новая система уподоблений влечет за собой переосмысление древней аналогии между макро- и микрокосмом. Здесь речь идет уже о том, что риши осознает свою "экзистенциальную ситуацию", размышляя о противоречивом строении Брахмана, при этом размышление проходит одновременно на двух параллельных уровнях. С одной стороны, обнаруживается, что не только чувственное восприятие, но и умственная и психическая деятельность должны трактоваться как «естественные» явления (это открытие, впервые упомянутое в «Майтри-упанишаде», будет в дальнейшем детально разработано в философии санкхьи и йоги). С другой стороны, явно усиливается тенденция видеть в Духе и Природе (пракрити) две модальности Первозданной Сущности, Единого/Целого [519] Это было наглядно показано в работе фон Глазенаппа ( H. von Glasenapp. La philosophie indienne, p. 131). (эта тенденция засвидетельствована уже в «Ригведе» X 90.3). Отсюда следует, что Вселенная и Жизнь представляют собой совместное творение этих двух ипостасей Первозданной Сущности.

Суть освобождения в том, чтобы осознать эту "тайну"" как только парадоксальная природа Единого/Целого оказывается разгаданной, мы сразу же получаем возможность вырваться из оков вселенской суеты. В зависимости от конкретной точки зрения эта вселенская суета называется либо божественной «игрой» (лила), либо «иллюзией» (майя), вызванной неведением, либо «испытанием», предстоящим человеку на пути к абсолютной свободе (мокша). [520] Все эти интерпретации обретут популярность несколько позже. Важнее всего то, что такое парадоксальное сосуществование внутри Первозданной Сущности двух противоречивых модальностей придает определенный смысл существованию человека — которое, кстати, не менее противоречиво, так как несмотря на то, что в нем заключен атман, все же подвластно закону кармы — и, более того, открывает путь к спасению. Действительно, осознав аналогию между Брахманом и его земным воплощением (материальным миром), и атманом, заключенным в оковы закона переселения душ, мы понимаем, что природа зловещей цепочки "авидья — карма — сансара" на самом деле случайна и преходяща.

Разумеется, упанишады, относящиеся к среднему периоду, используют эти новые открытия в своих собственных целях. Иногда две модальности Брахмана осмысляются в форме персонифицированного бога, стоящего выше материи (материя — его «обезличенный» способ существования); именно это, по-видимому, имеет в виду «Катха-упанишада» (I 3.11), когда она ставит личное начало, пурушу, над его «безличными» воплощениями (авьякта, букв. "непроявленное" [521] В «Мундака-упанишаде» (II 1.2) пуруша также стоит выше акшары, «недвижимого», т. е. выше пракрити, ср.: Glasenapp, p. 123. ). Еще более важной в этом смысле для нас является "Шветашватара-упанишада", поскольку в ней размышления об абсолюте (Брахмане) тесно связаны с почитанием личного бога Рудры-Шивы. "Тройной Брахман" (I 12), Бог, имманентный Природе в целом и всем видам жизни в частности (II 16–17), отождествляется с Рудрой, создателем, но также и губителем миров (III 2). Что же касается самой природы (пракрити), она называется майя, созданная Владыкой (Рудрой-Шивой), творящая «магия», в которой заключены все живые твари (IV 9-10). Таким образом, сотворение мира может рассматриваться либо как божественная эманация, либо как «игра» (лила), в которую люди, ослепленные неведением, дают себя завлечь. Избавления можно достичь, лишь прибегнув к помощи санкхьи и йоги, т. е. овладев философским знанием и постигнув психо-физиологические основы медитации (VI 13). [522] В центре "Швсташватара-упанишады" все же — культ Шивы, ср.: Yoga. pp. 127-28.