Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

Санкхья и йога представлены в поэме еще не систематизированными. Слово «санкхья» означает "истинное знание" (таттва джняна) или "познание Себя" (атмабоддха); в этом отношении санкхья продолжает мысль упанишад. Йога означает любую деятельность, приводящую «Я» к Брахману и одновременно наделяющую бесчисленными" силами". Чаще всего под этой деятельностью подразумевают аскетизм. Слово «йога» может означать «метод», «силу» или "медитацию". [450] Такое количество значений действительно соответствует морфологическому разнообразию данного слова; см. Eliade. Le Yoga, р. 157 sq. Две даршаны рассматриваются как равнозначные. Согласно «Бхагавад-гите», "лишь люди ограниченные, а не мудрые (пандиты) противопоставляют санкхье йогу. Кто владеет одной из даршан, тот добывает плод обеих… санкхья и йога — едины." (V, 4–5).

В «Бхагавад-гите» четко демонстрируется и равнозначность трех сотериологических «путей». Этот знаменитый эпизод начинается "экзистенциальным кризисом" Арджуны и заканчивается назидательным откровением по поводу участи человека в мире и «путей» освобождения. Увидев, что он подавлен из-за войны, в которой ему предстоит убить своих друзей и двоюродных братьев, Кришна открывает Арджуне, как выполнить долг кшатрия и не связать себя узами кармы. В целом, откровения Кришны трактуют: 1) устройство Вселенной; 2) модальности бытия; 3) пути, ведущие к достижению окончательного освобождения.

Однако Кришна не забывает добавить, что эта "древняя йога" (IV, 3), или "высшая тайна", не нова; она была сначала открыта им Вивасвату, который затем сообщил ее Ману, а тот, в свою очередь, поведал ее Икшваку (IV, 1). "Из этого устного предания о ней и узнали цари-риши. однако со временем след этой йоги теряется" (IV, 2). Каждый раз, когда порядок (дхарма) становится шатким, сам Кришна воплощается (IV, 7), т. е. надлежащим — в данный "исторический момент" — образом являет эту вечную премудрость (это учение аватары). Другими словами, если «Бхагавад-гита» в историческом плане представляет собой новый духовный синтез, то ее «новизна» действительна лишь для нас, для тех кто, зависит от Времени и Истории. [451] Это утверждение не может не повлиять на любое западное толкование индийской духовности, так как, если мы беремся воссоздавать историю индийских учений и техник и пытаемся уточнить в последовательности ее инновации, разработку и исправления, то мы не должны забывать, что в Индии исторический контекст «откровения» имеет пределы весьма ограниченные: «появление» или «исчезновение» сотериологической формулировки на горизонте. Истории ничего нам не скажут о ее «происхождении». По индийской традиции, еще раз отчетливо подтвержденной Кришной, различные "исторические моменты" (они же — и моменты космического становления) не создают учение, а лишь открывают формулы, близкие к вечному посланию. Ср.: Eliade. Le Yoga, р. 161 sq.

Можно было бы сказать, что суть явленного Кришной учения заключается в лапидарной формуле: пойми Меня и подражай Мне! Поскольку все, что он открывает о своей сущности и о своем «поведении» в Космосе и в Истории, должно послужить назиданием для Арджуны, последний обретает смысл своей исторической жизни и одновременно достигает освобождения, осознавая, что есть Кришна и что он творит. Впрочем, сам Кришна подчеркивает назидательное и сотериологическое значение божественного примера: "Что делает Старший, то делают и другие: он подает пример, которому все следуют" (III, 21). И продолжает, говоря о себе: "И в трех мирах нет ничего такого, что я должен бы сделать […] однако я пребываю в действии" (III, 22). Кришна спешит открыть глубинное значение этой деятельности: "Если бы Я не был все время в действии, то люди со всех концов последовали бы Моему примеру. Если бы Я не действовал, миры перестали бы существовать и Я стал бы причиной мировой смуты и гибели всего живого на земле" (III, 23–24).

Арджуна, следовательно, должен подражать поведению Кришны, т. е. прежде всего продолжать действовать, дабы своей пассивностью не способствовать "мировой смуте". Но для того, чтобы он мог действовать, "подобно Кришне", ему нужно понять как сущность божества, так и образы, в которых он является миру. Поэтому Кришна и являет себя: познавая Бога, человек познает и пример для подражания. Итак, Кришна начинает с откровения о том, что все живое и неживое находится в нем и все Творение — от богов до ископаемых — происходит из него (VII, 4–6; IX, 4–5; и т. д.). С помощью практики он все время занят творением мира, но это непрерывное действие не сковывает его: он — лишь наблюдатель своего собственного творения (IX, 8-10). Именно такая, внешне парадоксальная, валоризация деятельности (кармы) и есть главное наставление Кришны: подражая Богу, который творит и мир без своего участия, человек научится делать то же самое. "Чтобы освободиться от действия, недостаточно воздерживаться от него: одно лишь недеяние не ведет к совершенству", так как "каждый обречен на деяние" (III, 4–5). Даже если человек воздерживается от действия в строгом смысле этого слова, бессознательная деятельность, вызванная тремя гунами (III, 5), связывает его с миром и делает частью кармической цепи.

Обреченный на деяние, поскольку "действие выше бездействия" (III, 8), человек должен исполнить предначертанные ему действия, или «обязанности», которые выпадают на его долю в жизни. "Свой закон даже несовершенный (свадхарма) лучше, чем чужой закон, даже совершенный…" (парадхарма; III, 35). Эти особые деяния обусловлены гунами (XVII, 8 и сл.: XVIII, 23 и сл.). Кришна не раз замечает, что гуны происходят от него, но не ограничивают его: "не Я в них, но они во мне" (VII, 12). Отсюда урок: принимая "историческую ситуацию", вызванную гунами (а ее нужно принимать, ибо сами гуны происходят от Кришны) и действуя "по ситуации", человек должен отказаться от оценки своих деяний и придать абсолютную ценность своей собственной судьбе.

В этом смысле можно сказать, что «Бхагавад-гита» пытается «спасти» все человеческие поступки и «оправдать» любое мирское действие: ибо, когда человек больше не получает удовольствия от «плодов» своих деяний, он тем самым превращает их в жертвоприношение, т. е. во внеличностный динамизм, который способствует поддержанию космического порядка. Кришна напоминает, что не связывают только действия, совершаемые как жертвоприношения (III, 9). Праджапати создал жертвоприношение для того, чтобы мог проявиться Космос, а люди могли жить и умножаться числом (III, 10 и сл.). Кришна открывает, что и человек тоже может содействовать совершенствованию божественного дела, причем не только одними жертвами (из которых и состоит ведический культ), но и всеми своими деяниями, какова бы ни была их природа. Когда различные аскеты и йогины ("жертвуют" своей психофизиологической деятельностью, они отказываются от этой деятельности и придают ей воистину трансперсональное значение (IV, 25 и сл.). И так поступая, "все познают жертву, и жертвой стирают свои грехи" (IV, 30).