Алексей Апполонов - Наука о религии и ее постмодернистские критики

Капица С. П . Предисловие к переводу книги «Интеллектуальные уловки» Алана Сокала и Жана Брикмона // Сокал А., Брикмон Ж. Интеллектуальные уловки. М., 2002. С. 8.

Некоторое время назад я написал именно что нелицеприятную рецензию на творчество С. С. Неретиной и А. П. Огурцова ( Апполонов А. В. Второе пришествие мифа // Логос. 2013. № 2. С. 237–244). Помимо прочего, в этой рецензии я отметил как безусловно ложное и абсурдное утверждение авторов о том, что «У Боэция… все единичные вещи назывались “personae”» ( Неретина С. С., Огурцов А. П. Реабилитация вещи. СПб., 2010. С. 395). Любопытно, что авторы, делая это утверждение, ссылались на стр. 78 известного издания Боэция «“Утешение философии” и другие трактаты». Но на указанной странице ничего подобного о personae не написано, и это вовсе не удивительно. Потому что personae, то есть «лица», суть «индивидуальные субстанции разумной природы » ( Боэций . «Утешение философии» и другие трак таты. М., 1990. С. 172 (курсив мой. – А. А. )). Полагаю, что это очевидно: «этот вот» стол (или стул) является единичной вещью, но не «индивидуальной субстанцией разумной природы»; соответственно он никоим образом не есть persona, или «лицо». Таким образом, я поймал профессоров на искажении первоисточника и на обмане читателя при помощи ложной ссылки. Авторы могли бы просто промолчать, поскольку по существу возразить на это им было нечего. Но они молчать не стали и возразили мне следующее: «Рецензент развязно рассуждает о том, что в мифологическом мышлении неотчетливо разделяются единичное и множественное, ссылаясь на трактовку Боэцием personnae на стр. 78 “Утешения философии” (“на указанной странице, естественно (?!), ничего подобного про personnae не написано, да и не могло быть написано”, с. 245). В качестве доказательства приводится определение personnae со с. 172! Между тем в “Комментарии к Порфирию” (на с. 77–78) Боэций прямо говорит о “субстанции человека как о разумности”, о том, что “наиболее собственными отличиями называются такие, которые показывают субстанцию каждой вещи”. И этот подход, сформулированный более общо, он повторяет в определении личности как “индивидуальной субстанции разумной природы” в другой работе ― “Против Евтихия и Нестория” (с. 172). Это либо придирка рецензента, либо бессвязное прочтение текстов известного мыслителя Средневековья» ( Огурцов А. П . Надо же думать, что понимать // Логос. 2013. № 6. С. 179). Что имели в виду авторы, когда писали все эти слова, – я не знаю, но никакого отношения к тому простому факту, на который я указал (то есть к отсутствию на указанной профессорами странице тех слов, которые они приписали Боэцию), они явно не имеют. При этом не могу не отметить, что – удивительно, но факт – в трех случаях из трех они написали слово « personae» с ошибкой. Из этого опять-таки видно, что подобные господа не слишком переживают по поводу того, что они пишут, заранее оградив себя от любой возможной критики искренней уверенностью, что свободным и уникальным личностям, имеющим статус профессоров РАН, дозволяется все.

The Opus Maius of Roger Bacon. 3 vols / J. H. Bridges (ed.). Oxford, 1879–1900. Vol. 2. P. 385.

Классики мирового религиоведения. Антология. М., 1996. Т. 1. С. 37–38.

Jordan L. H. Comparative Religion. A Survey of its Recent Literature. L., 1920. Vol. 1. P. 135.

Красников А. Н . Методологические проблемы религиоведения. М., 2007. С. 159.

Например, в России единственным известным мне случаем явного воплощения идей конфессионального религиоведения является книга Ю. Максимова и К. Смоляра «Православное религиоведение. Ислам, Буддизм, Иудаизм» (М., 2008). Собственно религиоведческая составляющая данной книги заключается в пересказе общеизвестных справочных сведений о названных религиозных традициях, а конфессиональный элемент сводится к цитированию высказываний Святых Отцов. Хотя цитирование весьма обильно, авторы, на мой взгляд, могли бы ограничиться одной цитатой из Иоанна Кронштадского (приведена на с. 248), поскольку остальные мало чем отличаются от нее: «Нечестивые не узрят Славы Твоея, Христе, то есть неверующие, непрививающиеся, католики злые, лютеране-богохульники и реформисты, евреи, магометане, все буддисты, все язычники». Проще говоря, в данном конкретном примере конфессионального религиоведения мы наблюдаем теологическую (на основании христианского Предания) оценку некоего набора знаний о религиозных традициях, что, конечно, к науке никакого отношения не имеет и лишний раз свидетельствует о том, что «конфессиональное религиоведение» есть contradictio in adjecto .

Красников А. Н. Указ. соч. С. 67.

Шестов Л. И . Апофеоз беспочвенности. Париж, 1971. С. 214.

Smith W. C. Comparative Religion: Whither and Why // The History of Religions: Essays in Methodology / M. Eliade, J. Kitagawa (eds). Chicago, 1959. P. 34.

Smith W. С. The Comparative Study of Religion: An Inaugural Lecture. Montreal, 1950. P. 51.

Smith W. C . Comparative Religion: Whither and Why. P. 42.

Smith W. C . Religious Diversity: Essays. N.Y., 1976. P. 155.

Как утверждает Смит, «в конце первого тысячелетия слова islām и dīn могли вызывать в сознании слушателей образ ислама как овеществленной сущности, как одной из религий, наряду с прочими; но после тщательного исследования становится ясно, что это была не единственная и даже не главная интерпретация» (Smith W. С. The Meaning and End of Religion. Minneapolis, 1991. P. 109).

Смит любил представлять себя религиозным реформатором, который должен «помочь людям в том, чтобы религия не стояла между ними и Богом» (Ibid. P. 127). Помимо «религии» (как «овеществления» живой веры) предполагалось отбросить традиционную теологию и религиозные институты (как составные части этого «овеществления»): «Вера… это глубоко личная, динамическая, предельная, непосредственная встреча человека с Богом… Если вера жива, то человеку нет дела до абстракций и до еще более вторичного вопроса об институтах» (Ibidem). В книге с характерным названием «К всемирной теологии» Смит попытался разработать некую «компаративистскую теологию религии», которая «будучи сконструированной, стала бы неоспоримой [истиной] для всего человечества» ( Smith W. С. Towards a World Teology. Faith and the Comparative History of Religion. Philadelphia, 1981. P. 126). Понятно, что книга с подобным содержанием не вызвала особого энтузиазма ни у христианских теологов, ни у представителей других религий, хотя своего читателя все-таки нашла.

Объяснение самого Смита выглядит довольно беспомощно и заключается в том, что «наши понятия более или менее адекватно отражают некоторые аспекты реального мира» ( Smith W. С. The Meaning and End of Religion. P. 17), а потому, если понятие religio в Средние века не имело того же содержания, которое предполагает для термина «религия» современное религиоведение, стало быть, никакой религии в Средние века не было. Однако Смит почему-то не подумал о том, что для обозначения того, что называл «религией», например, Дюркгейм, в Средние века могли использоваться какие-то другие термины (например, lex или secta ).