Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации
- Название:История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Критерион
- Год:2002
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации краткое содержание
Данный труд является классическим образцом исследования в области истории религии. Религиозные идеи представлены здесь не только в хронологическом порядке, но и объединены единым пониманием многообразия религиозной жизни всех культур и континентов. Элиаде виртуозно владеет методами сравнительной антропологии и демонстрирует общие тенденции в развитии религиозных идей. "Для историка религий знаменательно всякое проявление священного: каждый ритуал, каждый миф, каждое верование и каждый образ божества отражают опыт священного и потому несут в себе понятия бытия, смысла, истины".
Книга представляет религии и их традиции от конца древнего периода до позднего Средневековья, и далее до Реформации и Просвещения. Работа включает также дополнительные главы по религиям Древней Евразии, Тибета, по магии, алхимии и герметической традиции.
История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Предприятие имело громадный и прочный успех. Первые 50 лет после смерти Баал-Шем-Това — 1760–1810 — стали героическим созидательным периодом хасидизма. Немало мистиков и праведников трудилось ради возрождения религиозных ценностей, выхолощенных легалистским иудаизмом. [483] Ibid., p.336 sq.
Появился даже новый тип духовного лидера: место эрудита-талмудиста или инициата классической каббалы теперь занимает духовный человек, «пневматик», ясновидец, пророк. Цаддик ("праведник"), или духовный учитель, становится по преимуществу образцом для подражания. Экзегеза Торы и эзотерика каббалы теряют свое главенствующее значение. Именно личные достоинства и поведение цаддика вдохновляют его учеников и верных последователей — вот в чем социальная значимость этого движения. То, что праведники существуют, является для всей общины конкретным доказательством возможности реализовать высочайший религиозный идеал Израиля. Важна не доктрина, а личность учителя. Как сказал один известный цаддик: "Я ходил к маггиду из Межерича (рабби Дов Беру) не Тору изучать, а смотреть, как он зашнуровывает свои башмаки". [484] Цит. по: Scholem, ibid., p.334. По существу, цаддик стремится, как к высшей своей цели, не толковать Тору как можно строже, а самому стать Торой: ibid.
Несмотря на некоторые инновации в ритуале, данное возрожденческое движение никогда не выходило за рамки традиционного иудаизма. Вот только общая молитва у хасидов была насыщена эмоциональными элементами: она сопровождалась пением, танцами, выражениями восторга, взрывами радости. Такая непривычная эмоциональность и эксцентричное, иной раз, поведение некоторых учителей, раздражали противников хасидизма. [485] Самым известным из них был рабби Илия, Виленский гаон, который руководил систематическим преследованием движения в 1772 г. (см.: ibid., pp. 345-46).
Но после 1810 г. эмоциональные эксцессы неожиданно теряют свою привлекательность для масс, и хасиды начинают вновь признавать значение раввинистической традиции.
Как показал Гершом Шолем, хасидизм даже в своей поздней и утрированной форме «цаддикизма» не породил какой-либо новой идеи в мистике. [486] Ibid., p.338 sq. Единственное исключение — школа, основанная на Украине рабби Шнеуром Залманом из Ляд, которую называли Хабад (сокращение от Хохма-Бина-Даат, три первые сефирот), ibid., р.340 sq. См. особ. "Письмо хасидам об экстазе" сына Дов Бера Любавичского (1773–1827).
Его самый значительный вклад в историю иудаизма — это простые и одновременно смелые способы, с помощью которых хасидские праведники и учителя успешно популяризировали, делая общедоступным, свой опыт внутреннего обновления. Хасидские притчи, ставшие известными благодаря переводам Мартина Бубера, представляют собой важнейшее достижение цаддикизма. Повествование о свершенных праведниками делах и произнесенных ими словах приобрело ритуальную ценность. Рассказывание вновь получает свою изначальную функцию реактуализации мифического времени и превращения сверхъестественных и легендарных персонажей в современников аудитории. Биографии праведников и цаддиков тоже изобилуют чудесными эпизодами, в которых находит отражение некая магическая практика. Эти две тенденции — мистицизм и магия — на конечном этапе развития еврейского мистицизма сближаются и существуют бок о бок — так же, как вначале. [487] Scholem. Major Trends, p.349.
Добавим, что аналогичные явления встречаются повсюду например, в индуизме или исламе, где пересказывание легенд о знаменитых аскетах и йогинах или сцен из различных эпосов играет центральную роль в религии народных масс. Здесь также проявляется религиозная функция устной литературы и особенно наррации, рассказывания мифов и историй об «образцовых» событиях. Не менее знаменательна и аналогия между цаддиком и гуру, духовным учителем в индуизме (иногда обожествляемым своими верными последователями: gurudev). Известны и экстремальные, аберрантные случаи, когда цаддик становился жертвой своих собственных духовных способностей; такое зафиксировано и в Индии, с ведических времен до современной эпохи. Вспомним, наконец, что религиозную историю Индии тоже характеризует сосуществование мистической и магической тенденций.
Глава XXXVII
РЕЛИГИОЗНЫЕ ТЕЧЕНИЯ В ЕВРОПЕ: ОТ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ ДО НАЧАЛА РЕФОРМАЦИИ
§ 293. Дуалистская ересь в Византии: богомильство
Как светские, так и церковные византийские источники, начиная с X в., свидетельствуют о распространении в Болгарии сектантского движения богомилов. О его основоположнике, сельском священнике по имени Богомил ("милый Богу"), сведений не сохранилось. Примерно с 930 г. он проповедует бедность, смирение, покаяние и молитву. Согласно учению Богомила, мир есть зло, поскольку создан Сатанаилом (сыном Божьим, как и Христос), "злым богом" Ветхого Завета. [488] Возможно, богомилам были известны дуалистские учения павликиан и мессалиан, еретиков Малой Азии (VI–X вв); см. краткое их изложение в кн.: Stiven Runciman. Le manichéisme medieval, pp. 30–60.
Богомилы отрицали иконы, святые таинства и вообще церковные обряды, а крест считали достойным проклятия, ибо он послужил орудием мучительной казни Христа. Они отвергали также и все молитвы, кроме "Отче наш", которую следовало произносить четырежды днем и четырежды ночью.
Богомилы не ели мясного, не пили вина, не признавали брака. Их община была сообществом равных. Адепты, без различия пола, взаимно исповедовались и отпускали друг другу грехи. Богомилы клеймили богачей и призывали народ к пассивному неповиновению властям. Успехи движения богомилов можно объяснить оскорбленным религиозным чувством верующих, связанным с церковной роскошью и разложением духовенства, а также ненавистью болгарских крестьян, нищих и бесправных, к землевладельцам — тем более, византийским ставленникам. [489] См.: Robert Brauning. Byzantium and Bulgaria, p. 163 sq. Автор видит истинную причину Крестового похода против альбигойцев в стремлении суверенов Севера обогатиться за счет южной знати
После завоевания Болгарии (1018 г.) Василием II многие знатные болгарские семьи переселились в Константинополь. Усвоенное частью местной знати и византийского монашества, богомильство выработало свою теологию. Но, скорее всего, именно богословские диспуты привели к расколу движения. Те, кто признавал Сатану всемогущим и вечным божеством, объединились в драговицкую церковь (по названию селения на границе Фракии с Македонией), а традиционные богомилы, для которых Сатана оставался падшим сыном Божьим, сохранили наименование «болгар». Несмотря на то, что «драговчане» исповедовали абсолютный дуализм, а «болгары» — ограниченный, секты проявляли взаимную терпимость. Это был период новой активизации движения. Богомильские общины в Малой Азии, Далмации и на всем пространстве империи множились, пополнялись адептами, которые теперь уже разделялись на пастырей и рядовых членов. Требования к молитвам и посту делались все более суровыми, ритуал усложнялся. "К концу XII в. народное религиозное движение окончательно превратилось в секту, со своей обрядностью и собственной теологией, дуалистичность которой все больше углубляла ее отличие от христианства". [490] Arno Borst. Les Cathares, p. 63. См. также сочинения, поименованные в примечаниях.
Интервал:
Закладка: