священник Андрей Постернак - Божественная власть, церковная иерархия и духовный авторитет в раннехристианской латинской традиции

(3) Монофелитский спор [47]. Свидетельством подобного упадка являются письма африканских епископов, написанные в период монофелитского кризиса. Латинское литературное наследие в Африке в эпоху византийского владычества поражает своей скудостью. Сохранилось всего четыре текста, которые относятся к 646 г.:

Послание карфагенского епископа Виктора к папе Феодору.

Послание Колумба, Стефана, Репарата и других африканских епископов к тому же папе.

Послание Стефана и собора Бизацены к императору Константину III.

Послание Гулоза и собора Проконсульской области к патриарху Константинополя Павлу [48].

Аутентичность по меньшей мере источников II и III весьма сомнительна.

Эти тексты показывают, что в христологическом споре африканские епископы солидаризировались с позицией Римского престола (казус папы Гонория придется оставить в стороне, поскольку африканские авторы ничего не писали по этому поводу). Тем не менее они небезынтересны с точки зрения вопроса о римском примате. Отметим две детали.

В послании I Виктор подчеркивает значение римского понтифика и в то же время цитирует ad uerbum (PL 87. Col. 88A = ACO 2. 1. P. 98 (греч.) — 99 (лат.)) фразу Киприана из Vnit. 5 TR, в которой говорится о том, что апостолы получили от Христа равную власть:

…(beatissimi apostoli) pari honoris et potestatis consortio praediti («…(блаженные апостолы), получившие в обладание равную честь и власть»).

Послание II, также содержащее вычурное восхваление Апостольского престола, воспроизводит образ реки и ручьев, чтобы проиллюстрировать связь между Римской кафедрой и локальными Церквами. Мы уже встречали это сравнение в эпистолярном наследии Августина. В данном случае образ используется в духе римской традиции, что можно рассматривать в качестве дополнительного аргумента против аутентичности текста.

Проблемам, связанным с данными источниками, я намерен впоследствии посвятить более пространное исследование, здесь же достаточно отметить, что по крайней мере послание Виктора в некоторой степени свидетельствует о жизнеспособности в эту эпоху традиционной африканской модели примата.

Арабское вторжение 645—646 гг. и, что еще более значимо, завоевание региона в 70-х гг. VII в. не благоприятствовали развитию богословской мысли…

Сохранилось крайне мало свидетельств, относящихся к этому периоду. Нет никаких сведений о взаимоотношениях африканских общин и Римского престола на протяжении нескольких веков. Очевидно, африканское христианство в этот период пришло в полный упадок. Затем в XI в. появляется текст, в котором папа Лев IX жалуется на исчезновение почти всех африканских епископий. Несколько лет спустя папа Григорий VII пишет письмо к эмиру Беджаи (Алжир), содержащее ходатайство за общину этого города. Очевидно, сохранившиеся после арабского завоевания христианские общины Африки могли обращаться к Риму лишь с просьбами о помощи.

Подводя итог настоящему исследованию, отмечу, что по крайней мере вплоть до спора о Трех Главах экклезиологическая позиция и церковные сношения африканского епископата с Римом основывались на одной важнейшей аксиоме, а именно на признании определяющей роли Рима как центра общения в манифестации единства Церкви. Петр также был образом единства внутри апостольской коллегии. В то же время Петр, а за ним и папа не признаются источником власти апостолов и епископов. Из данной аксиомы вытекают два следствия:

– Риму приписывается особая роль в вероучительной сфере, однако Римский престол должен действовать в общении со всей Церковью.

– Церкви Африки обладают независимостью или, по крайней мере, автономией в дисциплинарной сфере.

Этот образ мысли и поведения будет постепенно предан забвению в византийский (точнее, постюстиниановский) период.

Однако «африканский урок» не будет оставлен без внимания в последующие эпохи. Я дам характеристику только трем историческим ситуациям, свидетельствующим об этом и относящимся к разным векам [50]:

– В IX в. архиеп. Гинкмар Реймский будет оспаривать у папы Николая I (858—867) право вмешиваться в споры, которые могли привести к конфликту архиепископа как главы митрополии с одним из его суффраганов [51]:

– В XVII в. в декларации Теологического факультета Парижского университета (1663 г.) (ст. 4) папе будет отказано в праве низлагать архиепископов-митрополитов. В 1682 г. Ассамблея духовенства Франции в своей знаменитой декларации (ст. 4) заявит (правда, в довольно неуклюжей форме), что догматические определения пап могут иметь силу только тогда, когда папа действует в согласии со всей Вселенской Церковью. Другой пример, на котором я не буду долго останавливаться, это позиция учителей богословия (независимо от жанра, к которому они обращались: проповеди или трактата). Так, учение еп. Мо Боссюэ было сформулировано в его «Слове о единстве Церкви» и имело целью достижение компромисса. По мнению этого богослова, попечение о всей Церкви является обязанностью епископской коллегии, действующей в единстве с папой римским. Подобная позиция в полной мере отвечает принципам африканской экклезиологии [52].

– В XVIII в. (1727 г.) провинциальный собор в Эмбрёне (Французские Альпы), под председательством Пьера Герена де Тансена, местного архиепископа и будущего кардинала, низложил за приверженность янсенизму Жана Соанена, епископа местечка Сенез, расположенного в том же регионе. Хотя Соанен выступал против буллы «Unigenitus», судя по всему, его дело было решено вообще без обращения к Риму, хотя и в интересах Папского престола [53].

Эти факты указывают на то, что древняя Киприанова концепция получила живое и сознательное развитие в IX в. в каролингской традиции и в XVII—XVIII вв. во французском галликанизме.

Несмотря на то что вопросы тринитарного богословия, безусловно, занимали центральное место в проблематике арианских споров, данный церковный кризис, охвативший весь христианский мир, имел не только богословский, но и политический характер. Он вобрал в себя целый ряд менее масштабных конфликтов, вызванных соперничеством церковных кафедр, антагонизмом между различными епископами (иногда, но далеко не всегда связанным с их богословскими воззрениями), вмешательством государственной власти в церковные дела. Участники арианского спора стремились сформулировать не только свое понимание тринитарного учения, но и свое видение истории и причин самого конфликта, в который они оказались вовлечены. Причем противоречия в трактовках арианского кризиса были зачастую мотивированы глубокими расхождениями в представлениях о фундаментальных основаниях единства Церкви, о ее устройстве и взаимоотношениях с государственной властью. В течение всего IV столетия противоборствующие стороны развивали несколько конкурирующих между собой интерпретаций арианского кризиса. Несовпадение в оценках предмета и характера споров иногда может даже обескуражить. Так, если свт. Афанасий и его сторонники рассматривали конфликт как противостояние защитников кафолической веры и поборников арианской ереси, покровительство которым оказывал император Констанций II, то для евсевиан кризис был вызван «преступлениями» самого александрийского епископа (которого, впрочем, никто не обвинял в неправомыслии) и еретическим богословием Маркелла Анкирского, а также незаконным вмешательством западного епископата в дела восточных епископов [54].