А. Булгаков - «Святая инквизиция» в России до 1917 года

Что ни статья, то перл; статья 187:

«За совращение из православного в иное христианское (курсив мой. — А.Б. ) вероисповедание виновный приговаривается: к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения (по пятой степени статьи 31 сего Уложения» [214] СЗРИ, там же, ст. 187. .

Даже из текста видно, что речь идет не о переходе, допустим, в буддизм, а в христианское же исповедание, но — «иное». Невозможно не процитировать из Евангелия от Луки: «При сем Иоанн сказал: Наставник! мы видели человека, именем Твоим изгоняющего бесов, и запретили ему, потому что он не ходит с нами. Иисус сказал ему: не запрещайте; ибо кто не против вас, тот за вас» (9.49–50). Впрочем, увещевать словами Христа бессмысленно тех, кто свое представление ставит выше наставлений Спасителя.

Откуда берутся последователи того или иного учения? Совершенно очевидно, что из передачи информации в устном или другом виде, ибо если человек молчит или будет что–то высказывать только в кругу своей семьи, то никакие идеи не могут иметь распространение. Это аксиома, и это так же естественно, как дышать. Однако правящая церковь смотрела иначе и приготовила для россиян статью 189:

«Кто в проповеди или сочинении будет усиливаться привлекать и совращать православных в иное, хотя и христианское (курсив мой. — А.Б. ) вероисповедание, или же еретическую секту, или раскольнический; толк, то за сие преступление подвергается:

в первый раз, лишения некоторых, на основании статьи 50 сего Уложения, особенных прав и преимуществ и заключению в тюрьме на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев;

а во второй, заключению в крепость на время от двух лет и восьми месяцев до четырех лет, также с лишением некоторых, по статье 50, особенных прав и преимуществ;

в третий же раз, он присуждается к лишению всех особенных,

лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертой степени статьи 31» [215] СЗРИ, там же, ст. 189. .

Статью 196 понять не так уж просто:

«Виновные в распространении существующих уже между отпадшими от православной церкви ересей или расколов, так и в заведении каких–либо новых, повреждающих веру, сект, подвергаются за сии преступления: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение: из Европейской России в Закавказский край, из Ставропольской губернии и Закавказского края в Сибирь, и из Сибири в отдаленнейшие оной места» [216] СЗРИ, там же, ст. 196. .

Карается всё — от явного совращения из православия до какой–нибудь «возбуждающей» мысли, — и карается без намека на христианское милосердие. Но, по всей вероятности, духовные отцы проявляли заботу, так сказать, наперед. Вдруг какой–нибудь вольнодумец, отпадши от православия, уйдет не в старообрядчество или хлыстовство, что уже в России было, а станет — это новое — евангелистом. Так вот, чтобы неповадно было, пусть таковой знает наперед, что любое инакомыслие — старое или новое — повлечет за собой лишение всех прав состояния и ссылку на поселение без права возвращаться на свою малую родину.

Надо отметить, что ст. 196 чиновники как–то особенно любили; вспомним хотя бы настоятельные рекомендации К. П. Победоносцева привлеченных к следствию отпадающих от православия обвинять по указанной статье. Своей всеохватностью она сама просилась в руки. К чему вникать в суть вопроса, делать экспертизу, разбираться во всех этих вероисповедных тонкостях? Весьма показательно, как судили в начале нашего столетия священника Гр. Петрова, который вовсе не собирался совращаться из православия, а просто, как и наш современник протоиерей А. Мень, больше уделял внимание Евангелию. И вот любопытный диалог из книги Н. Г. Высотского после фабрикации «дела»; автор разговаривает с иерархом православной церкви, участвовавшем в разбирательстве:

«Что делать? Мы вынуждены были судить дело, явно не подлежащее никакому суду. Мне лично его стиль как проповедника и как писателя не нравится.., то же самое преклонение перед Евангелием и евангелизмом, перед изречениями Христа и требование трезвой, честной и трудолюбивой жизни… Это слишком трудно для православного. Как будет жить трезво народ, пьющий тысячу лет, и в жилах которого уже наследственно играет алкоголь и требует «добавочек»? Неисполнимо и тяжело… Я его искренно ненавижу… Я должен остаться при своем негодовании, не имея повода вчинять какой–либо иск в суде.

— И при том в таком суде, как ваш, духовный: без прокурора, без защитника, без свидетелей и даже без присутствия подсудимого, который мог бы сказать свое слово в защиту себя…

— Да, да! Мы все это… по благодати.

— Возвращаясь к делу, скажу вам, что цензурному комитету было поручено рассмотреть все его сочинения, и, конечно, никаких вин он в них не нашел…» [217] Высотский Н. Г. «Дело» священника о. Гр. Петрова. М., 1907, с. 44–46. .

Напомним, что священника осудили в 1907 г., и что он был очень авторитетным общественным христианским деятелем. Что же происходило с никому не известными людьми, задолго до Высочайше дарованных свобод?

Что касается детей «лишенцев», то о них есть специальная статья 188:

«…До возвращения их (совратившихся. — А.Б. ) в православие принимаются правительством для охранения их малолетних детей от совращения указанные в законах меры. В имениях их, населенные православными, на все сие время назначается опека, и им воспрещается иметь в оных жительство» [218] СЗРИ, т. 15, ст. 188. .

Судьбы детей покалечены, никакие опекуны не могли поправить свершившегося беззакония. И на какой срок эта разлука? — «До возвращения их в православие…» А если не возвратятся?

Дикие сцены изъятия детей даже у неосужденных родителей, вышедших из православия, имели, так сказать, место, о чем писал журналист А. С. Пругавин в своей книге «Вне закона»:

«Когда до Самары дошли слухи о том, что по селениям Николаевского и Бузулукского уездов разъезжают по ночам становые приставы и урядники, насильно отбирают от молокан детей, мальчиков и девочек, заранее намеченных отцами–миссионерами (православными. — А.Б.), и куда–то их увозят, — то долгое время никто не хотел верить подобным слухам и рассказам, — так они казались невероятными… Однако, это недоверие вскоре должно было исчезнуть, так как в Самару прибыли родители тех детей, которые были взяты полицией и куда–то увезены. Смущенные, подавленные, растерянные — они не знали, что делать, что предпринять. Смутно сознавая, что с ними сделали что–то глубоко беззаконное, они ходили к губернатору, архиерею, жандармскому полковнику, миссионерам, но нигде не могли добиться толку. Губернские чиновники уверяли их, что губернатор в этом деле ни при чем, что это дело архиерея.У архиерея же им ответили, что владыка не имеет никакого отношения к этой истории, что это дело полиции и т. д.